Положение усугублял Нерон, который скакал на диване и топал ногами, вереща:

– Убейте Аполлона! Убейте Аполлона!

Словно я был тараканом, которого он внезапно заметил на полу.

Ради Мэг я должен поторопиться.

Я вцепился в фасции обеими руками и попытался их разломать. Золотой пучок прутьев стал ярче и разогрелся, подсвечивая кости и красную плоть моих пальцев, но не поддавался.

– Ну же, – пыхтел я, надеясь на очередной прилив божественной силы. – Если хотите еще одну бессмертную жизнь в жертву – то вот он я!

Может, пытаясь договориться с церемониальным топором, я должен был чувствовать себя глупо, но после бесед со Стрелой Додоны считал вполне разумным попробовать и этот вариант.

С появлением троглодитов германцы стали напоминать ту бездарную команду, с которой всегда играли «Гарлем Глобтроттерс». (Уж простите, «Вашингтон Дженералс»![41]) Лу кромсала, колола и рубила противников руками-кинжалами. Рейчел закрывала меня собой, то и дело бормоча:

– Аполлон, давай скорее.

Но это делу не помогало.

Мэг пока удавалось держать императорских полубогов под контролем, но все могло измениться. Она подбадривала их и указывала на меня: мол, Аполлон справится. Сейчас он уничтожит папу. Сами увидите.

Мне бы ее оптимизм.

Я судорожно вздохнул:

– Я смогу. Нужно просто сосредоточиться. Неужто так трудно уничтожить себя?

Я попробовал сломать фасции о колено, но едва не сломал колено.

Наконец терпение Нерона лопнуло. Видимо, не так уж весело топать ногами по дивану и орать на своих приспешников.

– Я что, должен все делать сам?! – завопил он. – Хотите, чтобы я убил вас всех?! Вы забываете, что Я БОГ! – Он соскочил с дивана и направился прямиком ко мне.

Его тело начало светиться, потому что ведь нельзя допустить, чтобы у Уилла Соласа была личная фишка. О нет, Нерону тоже нужно светиться.

Троги облепили императора. Он отшвырнул их в сторону. Германцы, которые не успели убраться с его пути, тоже отлетели в другой часовой пояс. Мэг, похоже, хотела сама напасть на Нерона, но любой шаг в сторону от ее братьев и сестер грозил нарушить их хрупкое перемирие. Нико все еще был в полубессознательном состоянии. Уилл пытался привести его в чувство.

Последней линией обороны для меня стали Лу и Рейчел. Этого я не мог допустить. Они уже достаточно подвергались опасности из-за меня.

Может, Нерон и был самым ничтожным из малых богов, но все-таки он владел божественной силой. Чем ближе он подходил к фасциям, тем ярче становилось его сияние – как у Уилла, как у меня, когда я впадал в божественный гнев…

Мне пришла мысль… а может, это была не мысль, а интуитивная догадка. Как и Калигула, Нерон всегда хотел стать новым богом солнца. Он спроектировал гигантскую статую Колосса с моим телом и его головой. Эти фасции были не единственным символом его власти и бессмертия – таким же символом являлись его претензии на божественный статус.

Как он там спросил? «Достоин ли ты быть богом?»

Вот главный вопрос. Он считал, что будет лучшим божеством, чем я. Возможно, он прав, а возможно, мы оба недостойны. Был лишь один способ выяснить это. Если я не могу разделаться с фасциями сам – может, с небольшой божественной помощью…

– С дороги! – велел я Лу и Рейчел.

Они обернулись и посмотрели на меня как на сумасшедшего.

– БЕГОМ! – скомандовал я.

Они разбежались в стороны за мгновение до того, как Нерон должен был снести их.

Император остановился передо мной, его глаза искрились силой.

– Ты проиграл, – сказал он. – Отдай их мне.

– Отбери, если сможешь.

Я тоже начал светиться. Сияние вокруг меня становилось ярче, как несколько месяцев назад в Индианаполисе, только теперь яркость нарастала постепенно и не так быстро. В ответ на это фасции сильнее завибрировали и раскалились. Нерон зарычал и схватился за рукоять топора.

К нашему общему удивлению, моя хватка оказалась крепче. Мы играли в перетягивание топора, наклоняя лезвие то в одну, то в другую сторону в попытках убить друг друга, но ни один из нас не мог победить. Свечение вокруг нас все разгоралось, словно мы замкнули контур обратной связи, выбеливая ковер у нас под ногами и черные мраморные колонны. Германцы прекратили бой и прикрыли глаза. Троги заверещали и отступили: темные очки-гогглы не могли защитить их от такого.

– Ты… их… не… получишь, Лестер! – прорычал Нерон сквозь стиснутые зубы и что есть силы потянул фасции на себя.

– Я Аполлон, – сказал я, потянув в другую сторону. – Бог солнца. И я… лишаю… тебя… божественности!

Фасции треснули пополам: рукоять разломилась, прутья и золотое лезвие разлетелись на осколки, как от взрыва бомбы. Меня окатило гигантской волной пламени, смешанной с яростью, страхом и неутолимой жаждой, тысячелетиями копившимися в Нероне, – это были безумные источники его силы. Я устоял, а Нерон отлетел назад и упал на ковер. Одежда на нем дымилась, кожа покрылась ожогами.

Мое сияние постепенно угасало. Я не был ранен… во всяком случае, не больше, чем раньше.

Фасции были уничтожены, но Нерон оставался живым и невредимым. Неужели все это было впустую?!

По крайней мере он перестал злорадствовать. Вместо этого он в отчаянии зарыдал:

– Что ты наделал?! Разве ты не понимаешь?!

Только в этот момент он начал распадаться на части. Его пальцы рассыпались в пыль. Тога превратилась в дым. Изо рта и носа потянулось сверкающее облачко, словно вместе с последними вздохами из него утекала жизненная сила. И хуже всего, что эта блестящая субстанция не исчезала просто так. Она струилась вниз, впитывалась в персидский ковер, просачивалась в трещины между плиткой на полу, как будто Нерона что-то затягивало – жадно и неумолимо – в глубину, часть за частью.

– Ты отдал ему победу! – проскулил он. – Ты…

Последние частички его человеческого облика рассыпались в пыль и утекли сквозь пол.

Все в зале уставились на меня. Германцы побросали оружие.

С Нероном наконец было покончено.

Мне хотелось почувствовать радость и облегчение, но я ощущал лишь ужасную усталость.

– Все закончилось? – спросила Лу.

Рейчел стояла рядом со мной, а ее голос как будто долетал издалека:

– Еще нет. Совсем нет.