— Бульдозер, конечно! Или экскаватор!

— Шалишь! Андрей с бабкой! В четыре руки!

— Эти до конца жизни не справятся, — отмахнулся Петухов.

— Еще как стараются, не разгибаясь пашут! Елизавета предъявила им счет на кругленькую сумму. За все годы! Потребовала вернуть. Иначе, прямо сказала, пришлет свою «крышу». Этих ребяток Андрей знал. Понимал, те ждать и шутить не станут. Включат счетчик и, коль вовремя не отдашь, укоротят на голову его и мать. Возник вопрос — что делать? За недавнюю сладкую жизнь надо рассчитаться. А как? Те деньги, что имелись, не покрыли б и трети, но и подыхать не хотелось. Андрей пришел к бывшей теще вымаливать жизни. Свою и бабки. Елизавета думала недолго. Взяла с него расписку о долге, Андрею куда деваться, свидетелей до хрена! Она их в тот же день кинула на дачу, чтоб отрабатывали, не теряя времени.

— Долгонько ей бассейна не видеть.

— Не скажи! Елизавета Николаевна женщина умная. Сумму долга впрямую увязала со сроком выполнения работ. Чем

быстрее, тем меньше сумма долга. Так они с бабкой даже ночами при прожекторе вкалывают. Другого выхода нет. Там даже имеется сторож с собаками. Но псы только того старика слушаются. Во деловые! Они у него вроде своей «крыши». Не то слово, взгляд понимают. Любую команду мигом выполнят. А и сам дед как перец с табаком — смесь гремучая, под стать Елизавете Николаевне. У него кулак срывается без совета с головой. Язык — не приведись на такой нарваться. Изгадит так, что до конца жизни не отмоешься. Вот он приставлен хозяйкой следить за Андреем и старухой.

— Пожалеет. Старики — народ мягкий. Не зятя, так бабку пощадит, — предположил Петухов.

— Только не этот! Еще в зятьях Андрей часто прикалывался к деду, доставал его и унижал. Тот терпел. Но еще тогда предупреждал, мол, не доводи до кипения, вломлю. И однажды нарвался Андрей. Вломил ему старик. Ну, потом хозяйка заставила извиниться перед зятем. Теперь старик реванш возьмет за все!

— Нет! Бассейн копать вручную? Неоригинально!

— Елизавета Николаевна с ним не спешит. К тому ж не забывай, Ваня! Сам факт, что попали в рабы, причем надолго, убивает больше, чем усталость. А ну с шести утра и до полуночи каждый день вкалывают, без выходных и праздников, в любую погоду. Еще сторож материт в каждый след. Чуть что не так, кнутом по спине погладит, от всей души, не скупясь. С дедом не поговоришь и не поспоришь. Он, кроме Елизаветы Николаевны, никого не признает.

— А Римму?

— Та во взаимоотношения с рабочими не лезет. Ее дело — бухгалтерия.

— Но узнала, где ее бывший муж?

— Понятное дело! Но свидеться не захотела. Она приехала за своими вещами в квартиру свекрови и увидела на диване и на кресле вещи чужой женщины. Посмотрела на постель. А и там следы любовных утех. Вот тут-то и оборвалось все, что связывало с Андреем, Куда делись любовь и жалость? Даже вспоминать не хочет. Работает у матери. Все время дома. Мужиков возненавидела. Не только знакомиться, смотреть не хочет. Опять же время и это вылечит. Еще немного, и стихнет боль. Все наладится у нее, придет в норму…

Через месяц Елизавета Николаевна привезла, как и обещала, свою дочь на первую проверку в больницу.

Громко постучала в дверь главврача и, не дождавшись разрешения, шагнула в кабинет, вытащила из-за спины Римму, поставила перед Бронниковым и сказала, отдышавшись:

— Здравствуй, Гаврилович! Вот, привезла к тебе на проверку свою мандавошку! Ну, она у меня уже в бабы вылупается! Уже базарить умеет! Раньше только гундела! Нынче пиздюлей навешать сумеет. Учить пришлось лично! В этой блядской жизни баба обязана уметь махаться, иначе саму втопчут. Верно, дочка? — повернулась к Римме.

Та озорно глянула на главврача, кивнула, согласившись с матерью.

— А что? Суметь за себя вломить тоже нелишне! — произнесла она с усмешкой.

— Уже приходилось? — спросил Бронников.

— Конечно! Я, ничего не зная, приехала на дачу отдохнуть, легла на солнце позагорать, а этот козел решил меня огулять. Я ему как вмазала, он в бассейн с крыши улетел кувырком. С того дня не прикипает. Я ему пообещала зубы выбить, а мать — прибавить долг. Сразу перестал оглядываться в мою сторону и про любовь забыл. Ну и я не езжу больше на дачу.

— Долго еще ему копать бассейн?

— Половина уже готова, так мама говорит.

— Помимо денег, я забираю у них квартиру. Они себе уже сыскали комнатуху на окраине, рядом со свалкой. Когда закончат бассейн, туда переберутся, подальше от наших глаз. Не видя друг друга годами, мы быстро успокоимся.

Бронников с Петуховым осмотрели, проверили Римму. Она хорошо загорела, поправилась и отдохнула. Женщина уже не выглядела усталой, анемичной, как прежде.

— Ну что, Римма? Замечаний нет. Есть только предложение! — усмехнулся Петухов.

— Какое?

— Пригласить тебя на дискотеку! — Он предусмотрительно отступил на шаг от Елизаветы Николаевны.

— Не бойсь! Не ощиплю! Знаю, никуда она не намылится еще года три. Навсегда потеряла дочка веру в мужиков. Не скоро та боль заживет у нее в душе.

Однако Иван не поверил Елизавете Николаевне. За ее спиной Римка отчаянно кокетничала с ним. А значит, просыпалась в душе весна, улыбалась жизнь бронзовым загаром на теле женщины, и голос звенел колокольчиком, забывшим горе и слезы…

А через год Римма вышла замуж…

— Нет смысла в проверках. Ей повезло. Вовремя спохватились и отсекли очаг боли. Она теперь вне опасности! — сказал Юрий Гаврилович Елизавете Николаевне на прощание.

— Спасибо! Вы оказались сильнее меня. Я не увидела, не поняла, так подсказали. Сейчас у дочки все наладилось, думаю, что навсегда. Но, Боже мой, что могло случиться, не окажись вас на пути? Мне даже предположить страшно! — закрыла женщина лицо руками. Меж пальцами искрой сверкнула слеза и исчезла где-то.

Женщины вскоре уехали. Но в памяти друг друга они остались навсегда…

В жизни врачей больницы каждый день что-то случалось. Огорчения сменялись курьезами, в палатах обоих корпусов крики и стоны обрывал смех. Иногда в коридорах воцарялась тишина. Но ненадолго. Где-то на этаже обязательно послышится хрип, потом стоны, громкие, рвущие душу, за ними звуки ударов в стены, в полы. Новый приступ, очередной. Бегут санитары, медсестра. Надо помочь человеку одолеть приступ, перенести его с наименьшими потерями.

Держат врачи новую больную. Только сегодня поступила, а уже третий припадок, что же будет с ней ночью? Справятся ли с ней два санитара и медсестра? Но вот укол сделан. Больная перестала дергаться и биться об пол. Глаза закрыты. Лишь капли пота стекают со лба на подушку.

— Лиля! Ты слышишь меня? — спрашивает Таисия Тимофеевна, но женщина не отвечает. — Спит. Наконец-то!

— Нет! Не спит! Смотрите, пальцы синеют! — указала Лидия Михайловна.