Матрос с повязкой требовал пропуск, что выдавали всем туристам, сходящим на берег. Кротов сказал, что его задержали дела, вот паспорт, вот путевка – где, блин, путевка? – вот она! Матрос замешкался, Кротов потребовал вызвать начальство. Пришел морской офицер с загорелым лицом, посмотрел документы, велел пропустить. Они гурьбой шли по внутренним трапам и коридорам, Митяй не поспевал, путался у взрослых под ногами.

В каюте Кротов осмотрелся, сказал: «Недурственно», – скинул пиджак, брюки и рубашку. Жена достала из стенного шкафчика полотняные белые шорты, легкую маечку, пляжные тапки без задников. Кротов стал одеваться, Ирина сказала: «Сними трусы, жарко будет, ходи в одних шортах, здесь все так ходят». В другой момент он обязательно спросил бы у жены, каким же образом она определила, что все мужчины здесь гуляют без трусов, а нынче согласился молча и все надел, как было ему сказано. Сунул в боковой карман шортов сигареты и старую добрую «зиппо», а в задний – свой любимый «крокодиловый» бумажник. Жена сказала: «Когда ты его сменишь? Смотреть стыдно». Кротов ответил: «Никогда».

Наташка водрузила ему на голову мягкую панаму. Он вспомнил про очки, достал и нацепил их на нос. Дочь фыркнула: «Ну, ты, папан, колонизатор!» – и сдернула очки, заявив, что ему не идут. Прочитала буковки на дужке и захапала добычу окончательно. Митяй сказал: «Хоцю купаться. Мы с папой будем иг’ать в аку’у и в дейфина». – «Кто будет акулой?» – грозно спросил Кротов. «Конесно, ты, – сказал Митяй и засмеялся. –А я будудейфин. Он волсебный».

На корме возле бассейна круглились столики под белыми зонтами и рядом стойка палубного бара, за которой, сложив на сияющей белой груди волосатые черные руки, скучал одинокий гарсон.

– Угощаю, – сказал Кротов. – Кому что?

Он заказал мороженое для Наташки, молочный коктейль для Митяя и слабенький «Экзотик» для жены. Себе взял двойную порцию бурбона со льдом, и будь что будет с почками. Увидев сотенную, гарсон развел руками: сдачи нет. «Журнал ведете? – знающе осведомился Кротов. – Тогда запишите на Кротова, двести восьмая каюта». Спросил гарсона, можно ли арендовать на судне личный сейф. Гарсон исполнился уважения и перелил ему бурбона минимум на палец. Кротов обхватил ладонями коктейли и мороженое, стакан с бурбоном прикусил зубами и так пошел, набычившись, к столу, где Митяй уже бузил и рвался из матроски нырять в бассейне голышом. За соседним столом грузные дядьки и тетьки дулись в преферанс, от них несло табачным дымом, и жена недовольно помахивала рукой, более всего оскорбленная тем, что курили не дядьки, а наглые тетьки, все в золотых цепях и перстнях. Кротов отпил полстакана, спросил, как понравился Лондон. «Чудесно», – ответила жена. Наташка сказала, что ей больше приглянулся Копенгаген: все такое маленькое, кукольное. Кротов еще хлебнул и посмотрел поверх плеча жены на тающий в вечернем мареве благообразный город с пиками готических соборов и белой башней то ли ратуши, то ли рыцарского замка в отдалении.

– Однако душновато, – заметил Кротов, вытирая со лба накатившийся пот.

– Когда спустимся южнее, к Португалии, обещают вообще тридцать градусов, – сказала Ирина. – Ты хорошо себя чувствуешь, Сережа? Чего-то ты бледный такой...

– Замотался, – вздохнул Кротов. – Отлежусь, и все пройдет. Здесь к ужину переодеваются?

– Кто как. Но в шортах на ужин не принято.

– Этикет! – заключил Кротов.

Посреди детской части бассейна стоял Митяй с птичьим ртом и смотрел в воду. Что ему чудилось, какие страхи подплывали к его тоненьким ногам? Кротов снял панаму и швырнул в бассейн, словно летающую тарелку. Митяй взвизгнул, схватил панаму, посмотрел восторженно на Кротова и стал зачерпывать воду панамой и выливать на себя.

– Ну вот, – надула губы Наташка, – теперь намокнет, форму потеряет.

– Нам, колонизаторам, сгодится, – сказал Кротов. – Я спущусь на берег, надо позвонить.

– Позвони из каюты по сотовому, – предложила жена.

– И то верно, – согласился Кротов. – Сидите здесь, я быстро.

Он спустился в кондиционированную прохладу корабельных белых коридоров с гравюрами по стенам, пришел и заперся в каюте. Достал из сумочки жены телефончик с жемчужными кнопками и свою записную книжку из кармана пиджака. Набрал код Кипра и длинный лимасольский номер. Покуда в трубке пикало, вспомнил милицейского майора и пожелал ему удачи.

– Калимера, кирия! – сказал он два слова из тех немногих, что помнил по-гречески. – Мистер Харлампиос Ставрианидис, плиз, ай эм хиз рашен френд Сергей... Эвхаристо, кирия.

– Сережа? – спросил через секунды настороженный голос. – Это ты?

– Итс ми, – ответил Кротов. – Привет, Харлам.

– Привет, Сережа. Как дела?

– Отлично.

– Откуда звонишь?

– Из Антальи, – произнес Кротов парольное слово.

– О, Турция, – сказал Ставрианидис. – Не есть патриотично. Турки наши враги. Ты меня пугал, Сережа.

– Ты бы знал, как меня напугали.

– Конец был хороший?

– Хороший.

– Я доволен.

«Еще бы, – подумал Кротов. – Три процента – не шуточки».

– Я тоже доволен, – сказал он в трубку. – Три раза доволен. Три раза подряд. – Это тоже были кодовые слова. – До свидания, Харлам.

– До свидания, Сережа, – сказал Ставрианидис. – Не надо Турция, надо ехать на Кипр.

До самого последнего момента у Кротова были сомнения, что все у них прошло как надо. Он знал твердо, что деньги со счета никуда не уйдут: заранее договорился с банком, что любые операции на серьезные суммы совершаются только в его личном присутствии и с официальной полицейской дактилоскопией. Сложнее было сымитировать реальную проводку денег – иначе лысый ни за что не отпустил бы его живым. Здесь вся надежда была на банковского оператора-компьютерщика, включенного в соглашение, – недавнего русского эмигранта с дипломом Бауманки, работавшего до бегства в системе «МММ». В случае успешного отбития грабительской атаки оператор получал два процента от сбереженной для клиента суммы. Три процента получал Ставрианидис. Цифра «три» в сочетании со словом «доволен» являлись распоряжением Ставрианидису перечислить ровно половину денег на счета, указанные в форс-мажорном плане номер три. Чтобы забрать вторую половину, следовало прилететь на Кипр. Сейчас это было опасно и глупо, однако Кротов мог не торопиться: когда-нибудь осаду снимут, а денег у него и с половиной будет больше, чем терпения у идущих по следу.

На обратном пути он запутался в лабиринте коридоров. Вышел не на корму, а ближе к носу и услышал над собой знакомые шлепки и крики. Палубой выше в обтянутом сеткой квадрате мелькали руки, возносился светлый мяч. Он побежал наверх по боковому трапу. На деревянном непокрашенном настиле играли две команды, одна неполная. Кротов застыл у линии подачи с видом мастера, и знакомый уже офицер, что пропустил его на борт, а нынче прыгал и гасил довольно сложные мячи, показал ему пальцем на свободную зону в расстановке команды противника. Кротов скинул тапки, вошел и сразу принял мяч на задней линии, сделал удобную передачу пасующему, тот выбросил по славненькой дуге, и кротовского возраста мужик в купальных плавках корявым, но надежным полукрюком вбил мяч «до пола», они выиграли подачу. Кротов вышел к сетке, на четвертый номер. Ему отпасовали, он разбежался и врезал мимо блока, потянув при ударе плечо. Его партнеры заорали одобрительно, знакомый офицер поднял большой палец. Матч в итоге они проиграли. Кротов пришел на корму с болью в боках, весь потный и в прекрасном настроении. Жена устроила скандал: мы тут ждем, понимаешь, а он уже скачет козлом с мужиками! Кротов поднял ее на руки и уронил в бассейн. Дочь насупилась в сдавленном смехе и отвернула к городу лицо. По корпусу лайнера прошла густая дрожь – они отчаливали. Митяй с Наташкой побежали к борту, за ними мокрая жена. Голенький Митяй, перекупавшись, весь дрожал. Кротов бросился к двери с табличкой «сауна», что маячила за баром под навесом, и выпросил у банщика два больших мохнатых полотенца. После ужина жена отправилась укладывать Митяя, Наташка умчалась на дискотеку. Кротов сидел в баре на корме в компании волейболистов, пил бурбон и прикидывал, когда и какими словами он сможет объяснить жене случившееся и что же с ними будет дальше.