Во внешней политике он, впрочем, проявлял больше благоразумия, чем во внутренней, не желая поддерживать во время войны антиавстрийские и просардинские настроения своего народа и пообещав выслать из страны беглых боснийцев, которые просили его о помощи, если Порта признает сербскую монархию наследственной и трон будет передаваться его потомкам. Учитывая его старость и перспективу стычек за обладание троном, ибо уже пошли слухи, что следующим королем Сербии станет Александр Карагеоргиевич, сын прежнего правителя, сербы и великие державы были заинтересованы в улаживании этого сложного вопроса.

Сербская делегация явилась в Стамбул и вручила турецкому правительству меморандум, в котором отмечалось, что Махмуд II даровал князю Милошу право передавать свой трон по наследству указами от 1830 и 1838 годов; эта привилегия не была отменена из-за смены династии, и для страны это стало «якорем безопасности». Депутаты также попросили султана подтвердить имперский закон от 1830 года, запрещавший мусульманам проживать в Сербии, если они не являются солдатами турецких гарнизонов. Это условие было нарушено в 1833 году, когда вышел новый указ, позволявший мусульманским жителям Белграда пребывать в нем сколько им заблагорассудится (ибо турецкий софизм и русская благодарность объявили тогдашний город Белград «крепостью»), а тем, кто проживал в других частях Сербии, – еще пять лет.

И вправду, до середины 60-х годов XIX века под защитой крепостных стен Белграда еще обитало обнищавшее мусульманское сообщество. Эти люди становились причиной многочисленных споров и противоречащих друг другу судебных постановлений. Наконец вместо постановления 1838 года, которое порождало конфликты между князем и сенатом, сербы попросили разрешить им выработать свое собственное положение, подходящее для их жизни.

Но еще до того, как это разрешение было дано, Милош умер. Это произошло 26 сентября 1860 года в доме, стоявшем среди деревьев белградского парка Топчидер. Дом сохранили в таком виде, в каком он был в момент его кончины, и здесь можно увидеть коллекцию восковых фруктов и костюмы второго основателя современной Сербии. Этот человек обладал всеми недостатками своего времени и своей страны, но тем не менее принадлежал к числу тех талантливых людей, которые, действуя на большой арене, получили от историков звание Великий.

Михаил III Обренович, который, по прошествии 18 лет, во второй раз взошел на трон, олицетворял новую эпоху в истории Сербии. Князь находился в самом расцвете лет; он много путешествовал по Европе и был полон идей, совершенно непохожих на идеи своего дряхлого предшественника. В своем манифесте он заявил, что во время его правления в стране будет царствовать закон. Законодательство, принятое на первой Ассамблее его царствования, ввело в стране всеобщий налог с доходов, создало национальное ополчение в 50 тысяч человек, которым командовал французский офицер, возглавивший военное министерство. Кроме того, законодательный орган, существовавший за счет налогов, который должен был собираться каждые три года, продемонстрировал желание реорганизовать жизнь в стране, что вызвало сильные подозрения у султана Порты. Воспользовавшись Европейской конференцией, которая состоялась в 1861 году в Стамбуле и официально признала союз Валахии и Молдовы, Михаил поднял вопрос о судьбе Сербии и особенно настаивал на том, что турки, все еще проживавшие за пределами крепостных стен Белграда, должны подчиняться юрисдикции сербских судов. Турция пожаловалась странам-гарантам, и лорд Рассел, в ту пору министр иностранных дел, поддержал турок, опасаясь, что независимость Сербии поставит под угрозу целостность Турецкой империи.

Вскоре, впрочем, произошло событие, которое продемонстрировало справедливость сербских аргументов. Несколько часов обстрела оказались гораздо убедительнее любых дипломатических нот. Каниберт, враг Милоша, еще много лет назад предсказал, что присутствие турок в Белграде, живущих бок о бок с сербами, когда-нибудь приведет к кровавому конфликту. Британский путешественник Дентон, посетивший Белград весной 1862 года, писал о ненормальном явлении: стража, состоявшая наполовину из турок и наполовину из сербов, еженощно патрулировала разрушенные «фортификации»: «четверо покосившихся ворот», «частично огражденный» ров и «остатки нескольких земляных траншей», отмечавших границы старого турецкого города, или «дортьёла», как его называли. К тому времени Белград вырос так сильно, что Константинопольские ворота, «разрушенная арка», которая напоминала о древних защитных сооружениях Белграда, оказались в центре города.

В самом турецком квартале было много домов христиан; оставшихся в Белграде турок держала только политика султанов, которые считали каждого турецкого лавочника в Сербии потенциальным артиллеристом, если случится война. Всем им ежегодно выплачивалась небольшая сумма, как будущим бойцам в случае вооруженного конфликта. Естественно, правительство Сербии, становясь все более независимым от Турции, не желало терпеть такого положения дел. Присутствие постоянного гарнизона в 4 тысячи солдат турецкой регулярной армии было менее неприятным, чем существование этих турецких «резервистов» в самом центре сербской столицы.

15 июня 1862 года у колодца, расположенного неподалеку от границы турецкого и сербского кварталов Белграда, произошла стычка, во время которой два турецких солдата убили двух сербов. Сербские полицейские арестовали этих солдат и повели в турецкий полицейский участок, но оттуда раздался залп из мушкетов, и сербы были убиты.

В городе вспыхнули беспорядки; сербы принялись громить турецкие лавки. Князя в это время в Белграде не было; но Илья Гарашанин, премьер-министр, и посольский корпус сделали все, чтобы восстановить порядок. Лонгворту, британскому послу, удалось убедить пашу, который командовал крепостью, удалить из города турецкую полицию при условии, что Гарашанин обеспечит ей безопасный выход. За полицейскими последовало мусульманское население Белграда; казалось, порядок был восстановлен. Тем не менее утром 17 июня, в тот самый момент, когда консулы шли в дом паши, крепость неожиданно открыла огонь по городу; бомбардировка продолжалась пять часов!

Князь бросился в Белград; австрийские представители убеждали пашу, а турецкое правительство прямо приказало ему прекратить огонь. Чтобы восстановить доверие, британский и французский генеральные консулы прошли в палатку для переговоров под турецким и сербским огнем.

Паша был отозван; в Белград был прислан османский представитель, а в Стамбуле собралась конференция держав. Турки требовали восстановить прежнее положение вещей, а сербы – полностью вывести все турецкие войска из страны, но участникам не удалось достичь компромисса. Рассел уже указывал на то, что логика фактов запрещает принимать условия турок, а 29-я часть Парижского договора – предложение сербов; Балвер выполнял инструкции своего шефа, а его австрийские коллеги говорили о том, что вывод турок из Белградской крепости возбудит сербов, живущих в Австрии.

В конце концов договорились о том, что турки покинут турецкий квартал в Белграде, но останутся в его фортеции, а также уйдут из крепости Сокол, расположенной на границе с Боснией, и из Ушче. Последняя крепость имела огромное стратегическое значение, ибо охраняла коммуникации, проходившие через Санджак (Новипазарский санджак), через город Нови-Пазар в Черногорию.