– О Господи! Наверное, это моя вина.

– Ты права, – согласился Кит все тем же сухим тоном.

– Но как можно сейчас придавать значение такой ерунде?! – воскликнула Аннабель, искренне расстроившись.

– Когда все вокруг рушится, условности разного рода и церемонии становятся особенно важны, – спокойно объяснил Кит. – Обычаи, ритуалы, общепринятые нормы поведения – только они и остаются. Если и это исчезнет, люди, подобные леди Сэйл, лишатся сил и надежды.

Киту вдруг пришло в голову, что всего несколько месяцев назад он не сделал бы ни малейшей попытки не только оправдать, но даже понять тех, кого так легкомысленно называл тогда допотопными кретинами и занудами.

– При всей своей ограниченности леди Сэйл обладает незаурядной энергией, – продолжал он. – И для многих будет лучше, если она сохранит ее. В нашем городке полно женщин, которым нужен лидер. Леди Сэйл волей своей поддерживает их.

– Понимаю. Я сказала ей примерно то же самое.

Настала очередь Кита удивляться:

– В самом деле?

– Да, и, по-моему, леди Сэйл это понравилось, – решительно ответила Аннабель. – Она даже сказала, что хоть я и бесстыжая шлюшка, но рассуждаю верно.

Кит рассмеялся, правда, не слишком искренне. И все же Аннабель показалось, что дело идет на лад.

– Ну, и что же вы решили? – обратилась она к более важной теме, подлив ему чая.

Кит нахмурился:

– Пока ничего. Эльфинстон хнычет, Макнотен пыжится, а Шелтон ругается сквозь зубы. После ужина вернусь в штаб.

– Позволь и мне пойти с тобой, – настойчиво попросила Аннабель.

– Ох, не смеши меня! Только тебя там не хватало. – Он отодвинул стул. – Чтобы окончательно все запутать.

– Кит, мне так обидно слышать это. Почему же я все запутаю?

Кит с трудом сдерживался: это было заметно по его голосу и выражению лица.

– Милая, я не собираюсь представлять тебя как бывшую наложницу Акбар-хана, не хочу вдаваться в интимные подробности твоей жизни. А если я не сделаю этого, никто не поверит перлам твоей мудрости. Они увидят в тебе мою любовницу, только и всего. А меня посчитают за сумасшедшего, который мелет всякий вздор, чтобы произвести впечатление. Макнотен расхохочется мне в лицо, а Эльфинстон наверняка начнет беситься по поводу сомнительного поведения кавалерийского офицера, который держит у себя в доме столь экзотическое существо, то есть тебя.

Аннабель пожала плечами и отвернулась.

– Хорошо, в таком случае я, пожалуй, пойду в постель.

На мгновение Кит приостановился в нерешительности. Ему ужасно не хотелось оставлять Аннабель обиженной и расстроенной. Но на утешение сил не хватало: слишком сам он устал и был подавлен.

– Когда вернусь, не знаю, – сказал он, застегивая пуговицы на мундире.

– Я наверняка уже буду спать, – холодно отозвалась Аннабель. – Доброй ночи. – И, прошмыгнув мимо Кита, выскочила из столовой.

– Проклятие!

Кит хотел было догнать ее, но, словно пытаясь унять раздражение, покачал головой. Нет, он не вынесет еще одну ссору: эта последняя капля переполнит чашу его терпения.

Бесконечные споры длились всю ночь напролет. В кабинете генерала, где клубами плавал табачный дым, звучали едкие обвинения в адрес друг друга, вносились и тут же отвергались самые разные предложения, едва достигнутое согласие перерастало в раздоры.

Тут уж Киту и вовсе стало не до Аннабель и ее уязвленных чувств. Утром поверенному в делах доставили письмо из Кабула. И усталость, вызванную бесплодными ночными дискуссиями, как рукой сняло.

– Это письмо от Осман-хана, – объявил сэр Вильям, пробежав глазами листок.

– А, тот самый вождь, который вчера отозвал своих людей, – вырвалось у Колина.

– А откуда вы знаете, Маккензи? – удивился Макнотен. Он явно был недоволен этим замечанием.

Колин с беспокойством взглянул на Кита, но тот уставился в потолок, не желая помогать другу.

– Случайно услышал от кого-то, – наконец выдавил из себя Маккензи.

Макнотен надулся, помолчал немного, а потом продолжил:

– Так вот, Осман-хан утверждает, что мы потеряли бы военный городок и всех наших солдат, если б он позволил вчера своим людям воспользоваться плодами победы. – Поверенный в делах обвел взглядом угрюмые лица сидевших за столом: слова Осман-хана ни у кого не вызывали возражений. – Но вожди явно не собираются заходить так далеко. Они хотят одного: чтобы им позволили мирно править своей страной и выбирать шаха по собственному усмотрению.

В окутанной дымом комнате воцарилось гнетущее молчание. За окнами пробивался зимний рассвет. Генерал Эльфинстон, утопавший в кресле, насвистывал какую-то жалобную мелодию.

Сэр Вильям откашлялся и учтиво спросил:

– Генерал, вы считаете, что мы сможем удержать свои позиции в Афганистане?

– Сомнительно, Макнотен, – ответил Эльфинстон, и на этот раз его голос звучал довольно твердо. – Предлагаю вам все силы отдать ведению переговоров.

Все вздохнули с облегчением: неизбежное решение наконец было принято, и появился хоть какой-то, пусть и плохонький, план действий. Тщетные надежды отыграться остались в прошлом.

– В таком случае надо обговорить условия с афганцами, – сказал поверенный в делах.

– Яйца, масло, лук и две бараньи грудки. Вот, Харли. – И Аннабель поставила свою корзинку на кухонный стол. – Еще пару дней голод не прорвется в наши двери.

– Да, мисс, – согласился Харли. Он не стал упоминать о шумной ссоре, случившейся сегодня утром, когда мисс объявила о своем решении идти на базар за продуктами. И вообще в последние дни капитан и его леди то кричали друг на друга, то сидели молча с каменными лицами. Иногда, правда, капитан пытался подольститься к мисс, но она так куражилась, так подтрунивала над ним, что хозяин, нахмурившись, уходил из дома, хлопнув дверью. А мисс часами пропадала в школе верховой езды и проделывала там вместе с Чарли всякие сложные маневры.

Дверь отворилась, и Харли увидел, как Аннабель рванулась было вперед с прежним радостным выражением на лице, но потом взяла себя в руки и принялась вытаскивать продукты из корзины.

В кухню вошел Кит:

– А, вот ты где.

– Вернулась, как видишь, цела и невредима, – ответила Аннабель, ухитрившись вложить насмешку даже в эту фразу. – На базаре я слышала кое-что любопытное. Впрочем, тебя-то вряд ли это заинтересует. Феринге слишком уверены в себе и в непогрешимости своих поступков. Зачем им знать, что думают другие, более осведомленные люди?

Харли застенчиво кашлянул и начал греметь кастрюлями, стоявшими на плите. Кит, поджав губы, повелительно мотнул головой в сторону двери. Аннабель стремительно прошла в гостиную.