Он энергично покачал головой.

— Конечно, конечно. Мы были детьми, и были на взводе, потому что на прошлой неделе был убит Кол Моррисон, и по городу поползли различные слухи об этих ребятах. Все так, Патрик, но мы действительно были там. И ты прекрасно знаешь, что бы с нами случилось, если бы мы вошли в их фургон. Он до сих пор стоит перед моими глазами. Черт. Все забрызгано грязью и мазутом, из открытых окон доносится вонь…

Белый фургон с разбитым стеклом в личном деле Хардимена.

— Фил, — сказал я. — Фил. О, Господи Иисусе.

— Что?

— Клоуны, — сказал я. — Ты сам только что сказал. Это было как раз на той неделе, когда убили Кола Моррисона. Когда, мать их, я запустил мяч прямо в их лобовое стекло…

— И точно в цель.

— И сказал своему отцу. — Я поднес руку ко рту, так как из-за шока он был широко распахнут.

— Погоди-ка, — сказал он, и я понял, что та же мысль, обжигающая, как искра, мой позвоночник, осенила и Фила. Его глаза вспыхнули ярким светом.

— Я пометил фургон, — сказал я. — Черт побери, я пометил его, Фил, не подозревая об этом. И ОАЭЭ нашла его.

Он пристально смотрел на меня, и я видел, что он тоже все знает.

— Патрик, так ты говоришь…

— Теми клоунами были Алек Хардимен и Чарльз Рагглстоун.

Если в то время, когда убили Кола Моррисона, вы были ребенком и проживали в нашей округе, вы просто тряслись от страха.

Вы боялись чернокожих парней, потому что предполагалось, что он стал их жертвой. Вы боялись потрепанных, невзрачных мужчин, слишком долго глазеющих на вас в метро. Вас пугали машины, которые либо слишком долго задерживались у светофоров, когда зажигался зеленый, либо замедляли ход, когда проезжали мимо. На вас наводили страх бездомные и те сырые аллеи в темных парках, где они находили ночлег.

Одним словом, вы боялись всего.

Но ничто так не страшило ребят нашей округи, как клоуны.

Теперь, оглядываясь назад, понимаешь, как это было глупо. Клоуны-убийцы буйствовали на страницах книг в мягких обложках и в дешевых фильмах, что шли в открытых киношках. Они жили в мире вампиров и доисторических монстров, поглотивших Токио. Книги и фильмы делали свое дело: старались напугать самую доверчивую публику, которая только и была в состоянии испытывать страх перед клоунами, а именно — детей.

Когда я вырос, то перестал бояться ходить в туалет ночью. На меня больше не наводили ужас скрипы старого дома, в котором я вырос: это были всего лишь скрипы — жалобный стон стареющего дерева и вздохи облегчения оседающего фундамента. Я практически ничего не боялся, за исключением ствола пистолета, направленного в мою сторону, или внезапной вспышки скрытой угрозы в глазах отпетых пьяниц или мужиков, вдруг осознавших, что их жизнь прошла не замеченной никем, кроме них самих.

Но в детстве мой страх был воплощен в клоунах. Не помню, как возникли те самые слухи — возможно, у костра в летнем лагере, а может, после того, как кто-то из нашей группы посмотрел один из этих поганых фильмов — но к тому времени, как мне исполнилось шесть или около того, каждый ребенок был наслышан о клоунах, хотя ни один не мог похвастаться, что действительно видел их.

Но слухи разрастались буйным цветом.

У них был фургон, они возили коробки с конфетами и яркими шарами, а также букеты цветов, распускавшихся прямо из их бездонных рукавов.

А в самом фургоне у них была машинка, от которой ребенок сразу терял сознание и после этого уже никогда больше не просыпался.

Пока жертва была в бессознательном состоянии, но еще не умерла, они поочередно издевались над телом.

Затем перерезали ей горло.

А поскольку, как и положено, лица клоунов размалеваны на один манер, они всегда улыбались.

Мы с Филом в то время почти достигли возраста, когда дети перестают бояться клоунов, а также верить в Санта-Клауса или в то, что ты давно утерянный сын миллиардера, который вдруг объявится и заявит на тебя свои права.

Мы уже вернулись после игры «Литл Лиг» в Сэйвин Хилл, но задержались почти до сумерек — играли в войну в роще позади школы Мотли, карабкаясь по ветхой пожарной лестнице на крышу здания. Когда мы наконец спустились вниз, день явно клонился к закату, похолодало, а тени вытянулись вверх по стенам и тяжело разлеглись на безлюдном тротуаре, как будто были высечены на нем.

Мы двинулись вниз по Сэйвин Хилл авеню, солнце скрылось совсем, а небо приобрело оттенок полированного металла, по которому взад-вперед носились клубы туч, удерживая прохладу в пределах залива, и мы игнорировали урчание в желудках, говорящее о том, что рано или поздно нам придется пойти домой, а дома было кисло.

Когда мы стали спускаться вниз по улице, которая, хорошо помню, была совершенно пустынна, и миновали станцию метро, то заметили, что за нами едет фургон. Затем он появился перед нами, и все это происходило в той внезапной пустынности, которая наступает в нашей округе в часы вечерней трапезы. Еще не было темно, но мы заметили оранжевые и желтые квадраты светящихся окон в домах, выходящих на авеню, а также одинокую хоккейную шайбу, притулившуюся у колеса машины.

Все сидели по домам, ужиная. Даже в барах было тихо.

Фил своей мощной рукой запустил мяч в воздух, и тот взлетел немного выше, чем я ожидал; мне пришлось подпрыгнуть и извернуться, чтобы поймать его. Приземляясь, я снова развернулся, и вот тогда-то и увидел белое лицо с синими волосами и растянутыми губами, взирающее на меня из пассажирского окна фургона.

— Хороший прыжок, — сказал клоун.

В нашей округе существовал единственно возможный ответ клоунам.

— Пошел на!.. — ответил я.

— Хороший мальчик, — сказал клоун, и мне не понравился его тон и улыбка, когда он произнес это, не снимая руку в перчатке с дверцы.

— Хороший, — сказал водитель. — Очень, очень хороший. А твоя мама знает, что ты умеешь так ругаться?

Я стоял совсем близко от дверцы, словно примерзнув к асфальту, не в состоянии двинуться с места. Я не мог отвести глаз от красного рта клоуна.

Фил, как я заметил, успел уйти довольно далеко, но видно было, он тоже напуган.

— Может, вас подбросить, ребята? — спросил клоун-пассажир.

Я покачал головой, во рту у меня пересохло.

— Малыш, кажется, проглотил язык.

— Ага. — Водитель высунул голову из-за шеи своего подельника, и я увидел яркие рыжие волосы и желтые круги вокруг глаз. — Похоже, вы оба продрогли.

— Я даже вижу гусиную кожу, — добавил пассажир.

Я сделал два шага вправо, чувствуя, что ноги будто погружаются в мокрую губку.

Клоун-пассажир быстро глянул дальше на улицу и снова повернулся ко мне.