— Трудно поверить, — заметил Девин.

— …что я буду ждать два десятка лет, чтобы прикончить каждого, кого она знала.

— Болтон, — сказал я, — мне нравится наблюдать, как вы здесь роете землю от ярости, но у нас нет времени. Вы принесли личные дела Хардимена, Рагглстоуна и Моррисона, как я просил вас?

Болтон потрепал свой дипломат.

— Они здесь.

— Доставайте.

— Мистер Кензи…

— Пожалуйста.

Он открыл дипломат, вынул личные дела и сложил их на кухонном столе.

— Ну?

— Проверьте доклад медэкспертизы по Рагглстоуну. Особое внимание обратите на раздел о токсинах неясного происхождения.

Болтон нашел место, поправил очки.

— Так.

— Что было найдено в разрезах на лице Рагглстоуна?

Он зачитал:

— «Экстракт лимона; перекись водорода; тальк, минеральное масло, стеариновая кислота, пегматит-32, триэтаноламин, ланолин… Все это — ингредиенты грима белый „Пенкейк“». — Он взглянул вверх. — Ну и что?

— Прочтите у Хардимена. Тот же раздел.

Болтон пролистал несколько страниц и прочитал.

— Ну и что? Они оба пользовались гримом.

— Белым «Пенкейком», — уточнил я. — Тем, что употребляют мимы, — сказал я. — И клоуны.

— Вижу, куда вы…

— У Кола Моррисона под ногтями найден тот же состав.

— И все же, — сказал он.

— Найдите фотографию фургона, брошенного рядом с местом преступления — он зарегистрирован на имя Рагглстоуна.

Болтон полистал страницы дела.

— Вот он.

— В нем отсутствует лобовое стекло, — сказал я.

— Да.

— Но фургон был начисто вымыт, возможно, именно в тот день. И в период между уборкой и приездом полиции кто-то через разбитое стекло стащил оттуда бетонные блоки, возможно, во время убийства Рагглстоуна.

— И что из этого?

— А то, что это я «пометил» фургон. Удар моего мяча привел к образованию стеклянной паутины. Это было единственной причиной предположить, что Хардимен и Рагглстоун были теми клоунами. Убираем стекло, пропадает и мотив.

— Каков же ваш вывод?

В действительности я сам не верил в это, пока не сказал вслух.

— Думаю, Ассоциация убила Чарльза Рагглстоуна.

* * *

— Он прав, — сказал, наконец, Девин.

Вскоре, после восьми, град превратился в дождь, который замерзал на ходу. Струйки воды стекали по окнам Энджи, становясь на наших глазах хрустящими ледяными венами.

Болтон отправил одного из агентов в свою лабораторию на колесах, чтобы сделать копии личных дел Рагглстоуна, Хардимена и Моррисона, и мы провели последний час за чтением их в гостиной Энджи.

— И все-таки я не уверен, — сказал Болтон.

— Да ладно, — сказала Энджи. — Все это в деле, если, конечно, присмотреться внимательно. Все почему-то уверены, что Алек Хардимен, накачанный наркотиком, убил Рагглстоуна, постаравшись за десятерых. Если бы меня убедили в том, что Хардимен убил еще несколько человек, возможно, я бы тоже поверила. Но у него был поражен нерв левой руки, в его организме был секонол, а сам он был найден без сознания. А теперь, если представить, что повреждения на теле Рагглстоуна — дело рук десяти, ну, скажем, семи человек, все отлично складывается.

— Отец Патрика, — сказал Девин, — знал о поврежденном лобовом стекле. Они со своими друзьями по ОАЭЭ выследили фургон, нашли Хардимена и Рагглстоуна…

— И ОАЭЭ убила Рагглстоуна, — с нотками шока в голосе проговорил Оскар.

Болтон взглянул на личное дело, затем на меня, затем снова на папку. Читая раздел о ранах Рагглстоуна, он шевелил губами. Когда он взглянул на меня, мышцы на его лице обмякли, рот оставался открытым.

— Вы правы, — тихо сказал он. — Вы абсолютно правы.

— Старайтесь не слишком загружаться, — сказал Девин. — А то мозги лопнут.

* * *

— Старая сказка, — тихим шепотом проговорил Болтон.

— Что?

Мы с ним сидели в гостиной. Остальные сидели на кухне в ожидании знаменитых бифштексов Оскара, который там священнодействовал.

В темноте Болтон поднял вверх руки.

— Это напоминает сказки братьев Гримм. Два клоуна, старый фургон, угроза невинным деткам.

Я пожал плечами.

— В то время все это выглядело жутко.

— Ваш отец, — сказал он.

Я смотрел на разводы ледяных струек, застывших на стекле окна.

— Вы понимаете, что я имею в виду, — сказал он.

Я кивнул.

— Он мог быть одним из тех, кто сжигал Рагглстоуна.

— По частям, — сказал Болтон. — Пока человек кричал.

Льдинки треснули и распались на фрагменты, а потоки дождя устремились в образовавшиеся проходы. Но и они тут же превратились в прозрачные вены.

— Да, — сказал я, вспоминая поцелуй отца в тот вечер. — Мой отец сжег Рагглстоуна живьем. По частям.

— Он был способен на это?

— Я же говорил вам, агент Болтон, он был способен на все.

— Но на такое? — спросил Болтон.

Мне вспомнилось прикосновение отцовских губ к моей щеке, прилив крови к его груди, когда он прижимал меня к себе, любовь в его голосе, когда он говорил, что гордится мной.

Затем я вспомнил, как он жег меня утюгом, запах горелой плоти, исходивший от моего живота и вызывавший у меня удушье, и как он наблюдал за мной с гневом, граничившим с экстазом.

— Он не только был способен на это, — сказал я, — похоже, он получал от этого наслаждение.

* * *

Когда вошел Эрдхем, мы сидели в столовой и поглощали бифштексы Оскара.

— Да? — спросил Болтон.

Эрдхем подал ему фотографию.

— Думаю, вы должны это видеть.

Болтон вытер рот и пальцы салфеткой и поднес фотографию к свету.

— Одна из найденных в квартире Аруйо? Верно?

— Да, сэр.

— Установили людей на фотографии?

Эрдхем покачал головой.

— Нет, сэр.

— В таком случае, зачем мне смотреть на нее, агент Эрдхем?

Эрдхем взглянул на меня и нахмурил брови.

— Дело не столько в людях, сэр. Посмотрите, где она сделана.

Болтон искоса посмотрел на фото.

— Да?

— Сэр, если вы…