«Черт, электроды!»

Дрожащими руками он ощупывает пол рядом с кроватью. В щель между задернутыми гардинами бьет луч света, и в нем пляшут пылинки. Свет льется к Габриэлю на кровать, задевая отдельные листы из его истории болезни, валяющиеся на полу номера в гостинице. Где-то среди этих бумажек Габриэль находит тонкий кабель, прикрепляет электроды к предплечью и опять закрывает глаза. Перед его внутренним взором что-то вдруг вспыхивает багровым – багровым, как внутренности. И вот он опять в подвале «Конрадсхее», ошеломленно читает свою историю болезни.

В какой-то момент он на время потерял сознание, а когда пришел в себя, было уже далеко за полдень. След от укуса на руке горел огнем, Габриэля лихорадило.

При иных, нормальных обстоятельствах он дождался бы наступления темноты, чтобы покинуть больницу под покровом ночи. Но ничего нормального уже не осталось. Нормальное закончилось.

Он выбрался из архива, и в соседнем подвале по счастливой случайности нашел старую серую спецовку. Набросив ее, он вышел из подвала тем же путем, что и вошел.

Около часа спустя Габриэль уже сидел в приемной одного семейного врача. Рука сильно опухла, видимо, рана была инфицирована. Врач хотел сделать ему прививку от бешенства, но Габриэль отказался, попросил взамен антибиотики, дал врачу промыть и перевязать рану и категорически отверг предложение отправиться в больницу.

Стоило Габриэлю выйти из кабинета врача, как усталость навалилась ему на плечи, едва не сбив с ног, как несущийся грузовик. Его знобило все сильнее. Стуча зубами, он поймал такси, вышел неподалеку от «Цезаря» – нельзя было, чтобы таксист понял, куда привез клиента, – и остаток пути преодолел пешком.

Очутившись в своем номере, он все бросил рядом с кроватью, стянул порванную куртку, сунул в карман мобильный – на случай, если позвонит Вал, – и упал на матрас. Ему казалось, что он с детства носил в себе злокачественную опухоль, и теперь она пустила метастазы, проявив свою истинную сущность.

Хотя Габриэль был уверен, что не сможет уснуть, вскоре на него накатила дремота. Со всех сторон подступали воспоминания, тонкие, но широкие, точно холсты, картины, и его швыряло от одного воспоминания к другому, будто шарик в игровом автомате.

Кровь… Дэвид, маленький, как тряпичная кукла, но тяжелый, как танк. Его нужно было вывести оттуда. Прочь от пожара, прочь от мертвых глаз. Глаз, буравивших Габриэля.

Подвал, лаборатория. Открытая дверь. Его отец кричит, мол, не входи сюда! Но Габриэль не удержался. Что-то мерзкое, липкое застряло между пальцами ног. Пахло химией. Лес фотографий. С потолка свисала кинопленка, извивалась, как змея. Обхватила его за шею, начала душить. Рука точно в огне…

Будто ее ударило током…

Габриэль открывает глаза – и сон рвется.

Электроды на руке подают слабый сигнал. Сработал инфракрасный датчик. Кто-то стоит у двери.

Габриэль в панике вскакивает, вжимается в стену между дверью и кроватью, смотрит на потертую дверную ручку и ждет.

Ничего. Ни единого движения.

Сердце стучит в груди.

«Дыши! Успокойся!»

Солнце уже взошло, и из-за плотных гардин в комнату пробираются грязные сумерки.

За дверью слышится какой-то шорох, где-то на уровне замка. Кто-то просовывает пластиковую карту между защелкой и дверной рамой. Габриэль напрягает мышцы. Раздается металлический щелчок – и замок поддается. Дверь распахивается, бьется о стену рядом с умывальником. В комнату вламывается какой-то громила, в руке у него – небольшой черный пистолет.

Габриэль движется, как заводной механизм, все его реакции доведены до автоматизма. Правая рука взметается, точно лезвие выкидного ножа, прицельный удар ребром ладони в шею – и мужчина, охнув, падает, оружие вываливается у него из руки.

За ним – еще двое, оба в черных кожаных куртках. Первого Габриэль пинает в правую ступню – и тот отшатывается в коридор, натыкаясь на второго. Краем глаза Габриэль видит, как упавший мордоворот протягивает руку за пистолетом.

Габриэль захлопывает дверь перед носом двух других противников. Слышится глухой удар и вскрик. Он поворачивается и еще раз бьет громилу по шее. Пальцы мужчины, уже почти дотянувшиеся до пистолета, обмякают. Оружие – русский самозарядный пистолет модели «МР-444» «багира» из литой термопластмассы – валяется на полу, как странная, изогнутая деревяшка. Габриэль слышит, как два других мордоворота принимаются за дверь. Его мысли бешено мечутся в голове, несутся куда-то, точно поезд, за окном которого все расплывается от быстрой езды.

«Возьми эту дурацкую пушку, гос-споди!»

«Нет. Нет-нет».

«Проклятый идиот, вечно ты со своими дебильными сомнениями».

«Никакого оружия».

«Как ты думаешь, что они с нами сделают?»

Габриэль не отвечает. Он не знает, что это за «они». Не знает, чего «они» хотят. И уж точно не знает, что ему теперь делать. Он словно застрял между двумя колеями, и поезд вот-вот собьет его.

«А Лиз? Что насчет нее? Вот дерьмо! Если ты не хочешь помочь себе, то хотя бы ради нее постарайся. Ты же мне все время об этом талдычишь. А теперь решил хвост поджать? Из-за твоего дебильного страха перед огнестрелом?»

И вдруг поезд проносится мимо, порывом ветра Габриэля подхватывает, ставит на платформу.

Его пальцы сжимаются на рукояти «багиры». Пистолет легкий, компактный, но Габриэлю кажется, что вес оттягивает ему руку. Курок жжет ему указательный палец, точно магниевая вспышка. Габриэль дрожит. С пистолетом наизготовку он распахивает дверь. Мужчины – они тоже с оружием – удивленно смотрят на дуло «багиры». Один из них зажимает ладонью сломанный нос. Кровь течет у него между пальцев, в широко посаженных глазах полыхает злость. Габриэль его знает. Он из «Питона». Козловский, поляк.

– Что вам нужно?

– Угадай, – шипит Козловский. Его голос дрожит от боли и ярости.

– Понятия не имею.

– Пленка, – говорит второй. – Отдай нам пленку, и мы сваливаем.

– Пленку? – Габриэль потрясенно смотрит на него. – Какую еще пленку?

– Вот только не надо тут дурака валять, мы знаем, что она у тебя.

– Ничего у меня нет. Кто вас прислал? Юрий?

– Ты сам знаешь, кто нас прислал. Так что давай запись, и мы пошли отсюда.

– Какую запись? – Габриэль переводит взгляд с одного на другого. – Я понятия не имею, о чем вы вообще говорите. Если Юрию что-то от меня нужно, почему он просто не спросил? Сначала он меня увольняет, еще и приказывает вышвырнуть на городскую свалку. А теперь вы сюда заявляетесь и говорите, что у меня какая-то пленка или запись… Что за чертова пленка такая?

Козловский и его напарник переглядываются.

– Ну, видеозапись, – гнусавит Козловский. Ему явно трудно говорить. – Из сейфа в том доме на Кадеттенвеге.