Габриэль хмурится.

– Сейф был пуст.

– Сарков говорит, там что-то лежало, – гундосит Козловский, запрокидывая голову, чтобы остановить кровотечение. Но пистолет не опускает. – Сарков говорит, ты эту пленку заграбастал.

– Чепуха какая-то.

– Из-за какой-то чепухи нас Сарков посылать не станет. Так что давай ее сюда. – Он энергично взмахивает пистолетом. – Гони пленку! Часики тикают.

Габриэль смотрит на пистолеты. «Багира» в его руке весит целую тонну.

– Я правильно понял? Юрию просто-таки необходима эта пленка?

– Ну да.

Габриэль горько смеется.

– Знаешь, у пистолета есть один серьезный недостаток, особенно если тебе что-то нужно от человека, на которого ты наставил оружие.

Козловский недоуменно смотрит на него.

– Им и убить можно, – говорит Габриэль.

Козловский переминается с ноги на ногу, словно так ему быстрее думается.

– Так если пленка у меня и я спрятал ее в надежном месте, то как Юрий сможет ее заполучить, если вы меня застрелите, а?

Козловский щурится, на лбу у него пролегают морщины. Затем он молча направляет оружие на колено Габриэля и ухмыляется. Кровь стекает по его пухлым губам, окрашивая зубы в багровый. Второй мужчина по-прежнему упрямо целится Габриэлю в голову.

– Значит, пленка у тебя, – удовлетворенно отмечает Козловский.

– Вопрос не в этом. – От напряжения Габриэль взмок. Он пытается сосредоточиться на том, чтобы скрыть волнение. – Вопрос в том, насколько для вас важна эта пленка. Потому что, как ты думаешь, что случится, если ты выстрелишь мне в колено?

Козловский смотрит на направленную на него «багиру». Оружие ходит ходуном у Габриэля в руке.

– Ты боишься. – Поляк криво ухмыляется.

Дрожь усиливается.

– Да. И именно поэтому выстрелю.

Ухмылка сползает с лица Козловского. Габриэль делает шаг вперед. Мужчины стоят неподвижно.

– Твое время истекло, – гнусавит Козловский. От него несет застоявшимся табачным дымом. – Гони пленку!

Габриэль делает еще один шаг и наводит дуло «багиры» на его левый глаз. Палец Козловского подрагивает на курке, но поляк не стреляет. Габриэль вдавливает дуло ему в веко. Поляку приходится отступить, освобождая проход. Габриэль протискивается в коридор и медленно, очень осторожно пятится к лестнице, целясь в мужчин из пистолета.

– Рано или поздно я до тебя доберусь! – кричит Козловский.

– Я тебя узнаю по повязке на носу, – хмыкает Габриэль.

Поляк в ярости плюет на ковер в коридоре, в его слюне кровь. В этот момент Габриэль совершает прыжок – и вот он уже несется вниз по лестнице. За его спиной слышится топот. Он выбегает из «Цезаря», все движения четкие, выверенные. Но вскоре действие адреналина ослабеет, понимает Габриэль.

Он мчится на ближайшую станцию наземки. На лестнице он вынимает обойму из пистолета и выбрасывает ее в мусорку. Сам пистолет он швыряет в мусорный бак рядом с перроном. У него такое чувство, будто он избавился от ядовитой змеи. Габриэль заскакивает в отправляющийся поезд и шлепается на яркое сиденье. Квадратная лампочка над дверью вспыхивает, и двери в вагоне закрываются. Электричка со скрежетом катится вперед.

«Черт!»

Как Юрию удалось его найти?

И что за пленку он ищет?

Габриэль вспоминает ту ночь, дом на Кадеттенвеге. Гостиную с тяжелыми балочными перекрытиями, затянутой простынями мебелью, фотографиями на каминной полке и сейфом за картиной. Сейф был открыт. Пуст. Значит, тот, кто побывал на этой вилле перед ним, забрал содержимое сейфа. Но кто это мог быть? И зачем эта пленка Юрию? Что вообще за мутная история с этим домом на Кадеттенвеге? Когда речь зашла об этом адресе, Юрий отреагировал так, словно этот дом был неотъемлемой частью его самого.

Габриэль разочарованно сует руки в карманы, нащупывает мобильный и думает о Лиз.

Электричка останавливается, и в вагон входит молодая мамаша с ребенком в коляске. У малышки огромные глаза, во рту – розовая соска. Габриэль невольно задумывается, сколько же этой девочке месяцев. При виде младенца у него комок встал в горле. На каком месяце сейчас Лиз? Он сжимает кулаки. «Ну же, думай! Что будем делать дальше?»

В «Цезарь» он вернуться не может, это точно. Его убежище скомпрометировано, и в следующий раз Юрий пришлет не таких простаков. Проблема в том, что кроме мобильного все осталось в номере, в том числе и деньги.

Габриэль стонет. Ему нужна новая одежда – эта пропахла по́том и кровью, но без денег ему даже ночлег не найти, не говоря уже о еде или шмотках. Он закрывает глаза. Перестук колес успокаивает мысли, и под мерное покачивание вагона хаос в голове постепенно сходит на нет.

«Дэвид. Мне нужно к Дэвиду».

«Ничему тебя жизнь не учит, Люк!»

«Мне просто нужны деньги. Не так много».

«Он тебе никогда не помогал. С чего бы ему помогать тебе теперь?»

«Он мой брат».

«Брат! – насмешливо фыркает голос в его голове. – Кровь людская – не водица, все такое? Ты действительно веришь в это?»

Габриэль не отвечает.

«А та кровь, что ты пролил, тоже считается?»

«Я хочу, чтобы ты убрался из моей головы!»

Габриэль открывает глаза и смотрит на багровое зарево за домами. Горизонт словно охвачен пожаром.

Андерматт, Швейцария, 25 сентября, 19: 12

Лиз сидит на деревянной лавке в приемной местного отделения полиции, точно потрепанная тряпичная кукла на витрине. Она завернулась в колючее армейское одеяло и думает о том, как же ей хочется принять горячую ванну и закрыть глаза, зная, что теперь ничего плохого с ней не случится. Но чем дольше она вслушивается в приглушенные голоса за застекленной дверью, тем сильнее нарастает ее отчаяние. Хотя оба полицейских за стеклом думают, что она ничего не слышит, Лиз понимает каждое их слово. Сейчас полицейские смеются, обсуждая автомобили. Один из них, низенький, крутит в руках ключи от БМВ.

Лиз смотрит в окно. Солнце камнем упало за горы, в Андерматте сгустились сумерки. Ноги у нее онемели, каждая мышца в теле болит от перенапряжения.

Около получаса Лиз пробиралась сквозь лесную чащобу. Спуск становился все отвеснее, острые камни и ветки царапали босые ноги, и у Лиз слезы наворачивались на глаза. В какой-то момент она вышла из-под полога леса, ступила на асфальтированную дорогу и направилась вниз по серпантину. Бежать по асфальту было намного легче, и потому она продвигалась быстрее. Чтобы успокоиться, Лиз начала считать шаги. Всякий раз, когда мимо проезжал автомобиль, она пряталась в кустах, прижималась к земле и молилась, чтобы машина уехала, чтобы не он сидел за рулем, чтобы он не разглядел подол ее дурацкого черного платья. Хоть бы автомобиль не остановился, хоть бы Вал не утащил ее обратно в камеру – или еще что похуже.