Движимый болезненным интересом, я набрал цифры своего домашнего телефона.

Трубку взяла жена. «Але!.. Але!.. Я вас слушаю!..» Несколько раз, с нарастанием раздражения. Никаких других эмоциональных оттенков в ее голосе я не нашел. Меня как парализовало. Ничего к ней не чувствовал. Ноль. Полная анестезия взаимности. В ухе потрескивали лишенные смысла звуки, производимые существом, с которым я прожил целую вечность. Вдруг стало легко. Ничто меня там не держало. Я был готов встретить старость один на один. Абсолютное одиночество – и абсолютная же бесчувственность. Семейная жизнь хорошо меня подготовила к последнему из человеческих чувств – нарастающей боли выхода на финишную прямую. Я повесил трубку.

Подрулив к яхте, Андрон остался меня проводить. Мы купили пивка, как в старые добрые времена, расселись на палубе. После пары-тройки бутылок ко мне все же начали возвращаться чувства – локтя, товарищества, мужской солидарности. И еще кое-что… Я гнал это чувство, пытался забыть, все последние дни. Но приходит пора назвать вещи своими именами.

Я взял кисть, окунул ее в краску и принялся выводить вдоль по белому борту лучезарно красивое имя – Миранда.

Ближе к вечеру образовалась спонтанная пьянка. Присоединились несколько знакомых парней. Замелькали водка, суровая закусь, анекдоты, грубые шутки – все такое настоящее, без гламура, без баб.

Зашел разговор о сущности эмиграции. Во все времена, особенно на кризисном переломе эпох, из нашей страны народ стремился свалить. То были лучшие, самые энергичные люди. Оставались не те, кто действительно Родину любит, а те, кому все равно, где свою жизнь прозябать. Я возразил: мне тоже так думалось с начала развала СССР, но случаются обстоятельства, когда выбора нет – только бегство. Мы рассмеялись и чокнулись.

В этот момент на пригорке вспыхнули фары. Уже стемнело, автомобиль было не разглядеть, но кто-то полз, несомненно, в сторону пристани. Все уставились с любопытством. Я – с ёкнувшим сердцем.

Оказалось – всего лишь баба Андрона. Я испытал что-то вроде небесной амнистии. Ведь если б нагрянула моя благоверная – на подъеме якоря можно ставить крест, и этот конец был бы только началом. Его пассия между тем затеяла выяснять отношения. Я увидел, как сникло лицо Андрона, и через пяток минут нисколько не удивился, что мой друг начал со мной прощаться. Мы обнялись. В его глазах мелькнула сентиментальность, но он закурил и спрятался в дым. Парни тоже докуривали, жали мне руку и уходили во тьму. Вот так все и кончилось.

Я остался один.

День догорел. Я включил свет над штурманским столиком. Передо мной лежала цветастая карта мира. Очертания материков чем-то напомнили скорпионов. Бред, конечно, но моя мысль принялась ерничать да подтрунивать. Я обратил внимание, что все части света – женского рода: Европа, Азия, Америка и так далее. Да и наша планета – Земля – тоже женского. Как, собственно, и самое жизнь. Меня это поразило.

Стал во хмелю размышлять о неслучайности терминов. «Империя», «страна», «область» – женского рода. А, скажем, «народ» или «этнос» – мужского. В этом заложен глубинный сексуальный конфликт. Сперва народы империей поглощаются, какое-то время сосуществуют в любви и согласии, но потом, когда империя начинает их слишком высасывать, появляется отчетливая тенденция к независимости. Подлинная диалектика геополитического процесса – это диалектика отношений женского и мужского начал, отношений эротических, отношений энергообмена. Все течет по природному циклу, и всему свое время.

А глобализация? Не последняя ли это империя? Не конечное ли это слияние в масштабе целого мира – перед тем как мир разнесет на осколки?

Я невесело усмехнулся… Предстояло плыть в глобальное никуда с попутным ветром глобального кризиса.

В эту ночь я долго не мог уснуть. Надо мной увивался неуемный комар. Я лежал, закутавшись в спальник, и мрачно прислушивался, как по каюте летает микроскопический террорист. Он то взмывал в индифферентную для меня высь, то резко пикировал с нарастающим звоном, то исчезал, и я начинал погружаться в сон, то вдруг появлялся, и я раздраженно всплывал в явь. На утренней зорьке я должен отсюда отчалить. И очень важно как следует выспаться перед делом. А эта мелкая гадина все звенит и звенит. Ничтожное насекомое.

И все же уснул. Я понял, что сплю, когда увидел сон – тот самый…

Зал суда озарен солнечным светом. Лучи проваливаются сквозь высокие окна и падают на пол пластами в строгую клетку. Остальное пространство погружено с дымчатый сумрак. Я сознаю, что мужчина слева – мой адвокат, а женщина справа – прокурор. Оба молчат. Прямо передо мной вздымается тронное кресло судьи, оттуда доносится нечеловеческое бормотание. Я не могу разобрать, мужчина там или женщина, только с ужасом понимаю, что бессмысленная скороговорка, деловито производимая безликим судьей – не что иное, как зачитываемый приговор: «…лабиринт, кроссворд, этология, этиология, этимология, энтомология, одна буква может стоить дорого, если это буква Закона, овладеть, завладеть, Закон Природы, преступление Закона, суд, единственный шанс оправдательного приговора – назвать вещи своими именами…»

«Вы признаны виновным!» – неожиданно объявляет судья. Неожиданно, потому что я не успел ничего осмыслить, а судья уже сухо подводит итог. – Подсудимый, у вас есть вопросы к суду?»

– Нет… То есть, да, у меня есть… Очень важный вопрос. Он не дает мне спокойно уснуть… Я слышал, в последний момент вспоминается что-то хорошее. Но почему я вспоминаю одну только боль?

«Ваша честь, вы позволите?» – улыбается прокурорша.

«Да, пожалуйста», – позволяет судья.

«Я предлагаю судебный эксперимент», – говорит эта ведьма и эффектно цокает в мою сторону.

Адвокат отстраненно курит.

Она заходит мне за спину. Возлагает руки на плечи. Ныряет ладонями под одежду и начинает делать массаж. Я чувствую ее вкрадчивость, мягкость, упругую властную женственность и против воли отдаюсь этой ласке… «Ничего страшного, правда?» – Не знаю, не знаю… «Вам нравится?» – Не знаю. Наверное. Да… «Вам хорошо?» – Да, хорошо. Мне очень, очень хорошо… «А теперь раскроем глаза!» – объявляет она и вонзает мне в лоб сигарету.

Я с воплем проснулся.

Через иллюминатор – молочный рассветный луч. Спальник разъехался, сбился. По раздетому телу – озноб. Моя ладонь прижата ко лбу, под ней – колкое жжение. Я отвел руку к ясному свету – и внезапно все понял.

Клякса. Совсем крохотная. Но бесспорная. Черная звездочка в раздавленной капельке крови. Ничтожное насекомое.

Я медленно сел и потянулся за сигаретами. В самом деле. пора просыпаться.

Черт возьми! А ведь даже в тщедушном племени комаров сосут кровь исключительно самки!.. Всю свою короткую жизнь она ко мне подбиралась… Я зло рассмеялся…

Наконец-то пришлепнул. Я убил ее. Суку.

На востоке бледнел не по-летнему холодный рассвет. Щурясь спросонья, я смотрел в озаренную даль. Оттуда тянуло неласковым ветерком, он лизал мне лицо, трепал мои волосы. Я застегнул молнию под самое горло и взялся за дело.