Танасис пришел домой и скрылся в спальне. Женщины говорили громко, и он с легкостью услышал слова.

– Темис, ты была на стороне проигравших, – напомнил он ей, заходя в гостиную. – И неудивительно, что за тобой кто-то следит.

– Танасис! Как ты можешь говорить такое сестре!

– Но это правда, йайа. И моя сестра должна об этом знать.

Он словно делал Темис одолжение. Она все еще была взволнована и перепугана, но боялась не за себя: больше всего ее пугало, что заберут Ангелоса.

Когда Танасис ушел, Темис призналась бабушке:

– Если его заберут, йайа, не знаю, что я тогда сделаю.

– Они не заберут его, glykiamou. Они не могут.

Темис это не убедило. Несколько дней она не выходила из квартиры и не выпускала Ангелоса.

Она спускалась лишь до холла, чтобы проверить почту. Время утекало сквозь пальцы, и Темис тревожилась еще сильнее.

Кирия Коралис уговаривала внучку выйти на улицу.

– Тебе вредно все время сидеть взаперти, – настойчиво говорила старушка. – И Ангелосу тоже.

– Нам здесь безопаснее. По крайней мере, пока.

Она упрямилась и всю зиму просидела в стенах квартиры. Ангелоса каждый день выводила на прогулку бабушка.

Но однажды утром весна заявила о себе. Впервые за долгое время площадь осветили солнечные лучи, безжизненные деревья покрылись зеленым пушком. Кирия Коралис убедила внучку прогуляться.

Все трое надели пальто и вышли на улицу, но Темис не переставала оглядываться.

– Постарайся не тревожиться, – сказала кирия Коралис. – Мне кажется, все заслужили угощения, правда, Ангелос?

Нехотя Темис согласилась зайти в кафе на Фокионос Негри. Не раз она, проходя мимо, замечала в витринах аппетитную выпечку. После десяти лет дефицита сахара такие вещи казались удивительными. В тот день неожиданно-яркое солнце заставило всех выползти на улицу, многие гуляли. Ангелос крепко держал мать за руку с одной стороны и бабушку с другой. Так они приблизились к кафе и зашли внутрь.

Втроем они попивали напитки, Темис смотрела в окно. Ангелос впервые попробовал мороженое.

Вдруг Темис чуть не уронила чашку.

– Вот же он! – прошептала она бабушке.

Старушка повернула голову.

– Не смотри так, йайа!

– Это тот, в сером пиджаке? С голубой рубашкой?

В кафе было многолюдно, но в основном здесь собрались женщины, и кирия Коралис сразу поняла, на кого смотрит Темис.

– Да, но прошу, не дай ему заметить, что мы говорим о нем. Что же мне делать?

– Ничего, агапе му. Кажется, он занят только своей газетой, до тебя ему и дела нет.

Темис, которая мыслила более трезво, знала, что бабушка ошибается. Мужчина пялился на нее так же, как и в прошлый раз.

– Боже всевышний! Он идет сюда, йайа. Думаю, нам нужно уходить. Сейчас же.

Темис растерялась. Она отчаянно пыталась надеть на Ангелоса пальтишко.

– Ангелос! – грозно сказала она. – Делай, что я тебе говорю!

Ребенок громко возмутился. Блюдечко с шоколадным мороженым, которое прабабушка аккуратно скармливала ему по ложечке, отлетело в сторону, и он затеял скандал. Мальчик не мог стерпеть, что у него забрали сладкое, и замахал руками. Одной рукой он и задел блюдце, уронив его на пол и расплескав по кафелю темно-коричневую жижу.

– Ангелос! Se parakaló! Пожалуйста!

Все в кафе притихли, заслышав шум. Прекратив разговоры, посетители смотрели на них.

– Темис, – произнес мужской голос. – Темис Коралис?

Она остолбенела от страха, в горле пересохло. Темис ничего не могла ответить. Она прекратила сражаться с Ангелосом, и он перестал плакать. Вдвоем они посмотрели на мужчину.

– Вы Темис Коралис? Или я… о-о-ошибся?

Мужчина вдруг засмущался.

– П-п-простите, мне не стоило вас беспокоить. Мне так жаль, я, должно быть, обознался. Я п-принял вас за другую. Моя ошибка, п-п-простите.

Он отвернулся.

Неловкость этого мужчины очаровывала. И Темис поняла, что ошиблась именно она.

Услышав этот голос, она поняла, кто перед ней. Они вместе учились в начальной школе и иногда встречались позже, подростками. На нее смотрели те же карие глаза, что и десять лет назад, но, кроме голоса, в этом человеке не осталось ничего от прежнего.

– Йоргос! – воскликнула Темис, больше не сомневаясь. – Ты Йоргос! Йоргос Ставридис!

Он тут же улыбнулся.

– Прости, – сказала Темис. – Ты, должно быть, решил, что мы грубияны.

Они оба вскоре преодолели смущение.

– Можно мне… – спросил Йоргос.

– Да! Садись, – пригласила Темис. – Подсаживайся к нам.

– Мне жаль, что я не п-п-поздоровался раньше, но ты все время куда-то спешила.

– И меня прости, Йоргос, я не узнала тебя. Давно это было…

– Да, не п-п-понимаю, как бы ты узнала меня.

Темис засмеялась:

– Как и ты меня!

Темис прикоснулась к своим коротким волосам. В моду входили короткие стрижки, но она вдруг затосковала по своей косе. В последний раз Йоргос видел ее с длинными, спускавшимися ниже пояса волосами.

Официант принял новые заказы на кофе. Теперь никто не торопился.

– Мне кажется, ты совершенно не изменилась, – сказал Йоргос.

– Возможно. Но мне кажется, ты слишком добр ко мне.

– А Ангелос? Сколько лет этому парню?

Теперь Йоргос знал имя ребенка, как и другие свидетели этой сцены.

Успокоившись, Ангелос устроился у бабушки на коленях. Он наблюдал, как официант моет рядом с ними пол.

Йоргос улыбнулся ребенку, который вновь принялся за мороженое. Опять воцарились мир и спокойствие.

Разговор завязался дружелюбный, но поверхностный. Темис и Йоргос понимали, что существуют незримые границы, однако где именно они пролегают, никто не знал. Она вспомнила, что отец Йоргоса был школьным учителем, но это не позволяло угадать его политические взгляды. Да и не факт, что сын поддерживал родителя.

Темис взглянула на газету в кармане Йоргоса – может, та подскажет его политическую приверженность, – но ничего не смогла рассмотреть.

Оба придерживались безопасных тем, вспоминали школу и людей, которых знали. Иногда делились новостями («Ах да, Петрос Глентакис, он уехал в Америку» или «Вассо Скафиду стал учителем, и у него двое детей»).

Темис помнила, что Йоргос был самым усердным мальчиком в классе. В основном парни отличались бунтарским нравом, он же любил учиться, но оставался незаметным. Иногда они с Фотини уходили домой в конце учебного дня, зная, что Йоргос проведет за учебой даже больше времени, чем они.