Они, судя по всему, уже не раз проделывали этот путь. Мужчины приказали нам следовать за ними, и мы прошли в закусочную на обочине – низенькое бетонное строение с кухней на улице. В нескольких ярдах я заметила крохотную крытую лачугу – туалет, куда мы по очереди направились. Чтобы никто из нас не сбежал, один из охранников остался сторожить дверь туалета. Потом они заказали нам еду – роти и картофельное сабжи. Я поглядывала на шоссе, раздумывая, удастся ли мне добежать до него и поймать попутку. Чики и Сома с жадностью поглощали еду, и подобные мысли явно не приходили им в голову. Я напоминала себе, что если останусь в принадлежащем Мадам борделе, то у меня будет больше шансов отыскать Ашу. Возможно, когда-нибудь Мадам сжалится и расскажет, где моя дочка. Лучше уж так, чем лежать мертвой на обочине.

Потом охранники посадили нас в другой фургон. Он оказался пустым. Я залезла внутрь и посмотрела на город, который мы покидали. Похоже, и Чики, и Сома смирились с тем, что нас перевозят в другой город, для меня же в Мумбаи было слишком много воспоминаний – здесь оставались Тара и счастливые пять лет, проведенные рядом с нею. А что еще важнее – где-то здесь моя Аша. Жизни в другом городе и в другом борделе я не представляла.

– Держите. – Один из конвоиров выдал нам по таблетке снотворного. Мы запили их водой, дверцы фургона закрылись, и мы снова двинулись в путь.

Я и не заметила, как заснула, а когда проснулась, фургон по-прежнему трясся по шоссе. Снаружи шумели машины. Чики с Сомой крепко спали и проснулись лишь спустя пару часов.

– Когда же наконец приедем? – спросила Чики. – Мне надо в туалет.

Мы пожали плечами – оставалось только терпеть.

Когда дверцы распахнулись, мы увидели широкую оживленную улицу. Проспав почти всю дорогу, мы добрались до Калькутты. Охранники вытолкали нас наружу и, выстроив гуськом, повели по узенькому, фута четыре шириной, переулку. Где-то вдалеке играла музыка, в воздухе висел запах спиртного, и все вокруг напоминало наш бомбейский район. Тротуары были такими же грязными, как и те, что остались где-то там, далеко. На улицах так же стояли женщины в ожидании клиентов. Некоторые пили чай и болтали. Мужчины топтались в очереди возле лавки, где торговали спиртным. И повсюду, насколько хватало взгляда, бордели, из окон которых на нас глазели женщины. Мне показалось, что этот район больше, чем Каматипура.

Мы остановились возле одного из зданий. Балконы просели, на стенах трещины и потеки.

– Входите, входите. Надеюсь, они вам не очень досаждали, – проговорила миниатюрная женщина, появившаяся на лестнице.

Охранники, перекинувшись с ней парой слов, получили деньги и исчезли. Женщина, которую все здесь называли Тетушкой, отвела нас наверх, в комнату, оказавшуюся просторной и светлой, со свежевыбеленными стенами. У каждой из нас имелась своя кровать – с ширмой, чтобы принимать клиентов. Я выглянула в окно и увидела похожие здания и похожих мужчин. Только женщины были другими. Прежде я и не представляла, что в мире столько женщин, подобных мне.

В начале 2007 года ко мне в Сонагачи приехал Эндрю Колт, тот самый журналист. К тому времени я уже около года не видела Ашу. Эндрю сильно изменился: когда мы познакомились в Мумбаи несколько лет назад, он выглядел молодым, а сейчас его бакенбарды начали седеть. Видимо, Мадам рассказала некоторым девушкам о том, куда мы делись, – пугала, что и их отправит в Сонагачи, – а те проболтались Эндрю, когда тот начал меня разыскивать. В надежде, что он поможет мне, я рассказала ему, как у меня отняли мою Ашу. Когда я о ней заговорила, на глаза у меня невольно навернулись слезы.

– А Арун-сагиб не пытался ее найти? – спросил он.

– Да какое ему дело? Ведь он-то не считал себя ее отцом и никогда не поверил бы, расскажи я ему правду. Для него все мы – лишь способ заработать.

– Но он же любил тебя, разве нет?

– Любил? – Я рассмеялась. – Здесь, в борделе, я кое-что усвоила: любовь имеет столько обличий, что отыскать ее бывает сложно. Она может прятаться между симпатией и ненавистью и меняет окраску в зависимости от твоего желания. Ведь как иначе объяснить шрамы от ножа, которые Арун-сагиб оставил мне вместе с другими подарками?

Эндрю в ужасе смотрел на мои шрамы.

– Ты поможешь мне найти Ашу и Тару? Если я умру, только Тара спасет Ашу.

– Да, да, конечно! – Эндрю шмыгнул носом и взглянул на меня. – Если ты умрешь? Это еще почему?

Я вздохнула.

– Мне кажется, у меня та же болезнь, что была у аммы… Иногда Мадам приглашает к нам докторов, и те сказали, что мне надо принимать таблетки. Их нам приносит одна женщина из соцслужбы. Но я… я не знаю, помогают ли они.

– Жаль, что я живу не здесь, я бы достал тебе лекарства.

– Отыщи Ашу и Тару – больше мне ничего не надо.

– Я постараюсь. – Он кивнул, а потом достал из сумки книгу и протянул ее мне: – Это моя вторая книга. Недавно опубликовали. Первую книгу я написал несколько лет назад, она вышла в 2003 году, и с тех пор я не был в Индии. Та книга – про мумбайские бордели. Продавалась она не сказать чтобы хорошо. Но я все равно решил написать вторую – вот эту – ради тебя и твоих подруг. В ней в основном рассказывается о борделе, где ты жила раньше. А еще о тебе, о Сильвии, Рани, Лине, Чики… Я пересказал ваши истории – особенно подробно твою. Написал про твою амму, и Тару, и Сакубаи, и… Вот, хочу тебе подарить.

Я уже давно не держала в руках книги. Она оказалась тяжелой – возможно, столько весили наши печали. На обложке – темное звездное небо, а под ним – две девочки. Запрокинув головы, они смотрели на звезды, совсем как мы с Тарой.

– Прочти название! – сказал Эндрю.

– «Н-небо… цвета… надежды». – Я посмотрела на него и вспомнила слова аммы. Эндрю принес мне надежду.

– Спасибо тебе! – сказала я.

Март 2007

Мы с Разой сидели в машине, наблюдая, как очередной бордель охватывает паника, и раздумывая о тех, кто прячется сейчас в темных закоулках. Я занималась этим уже более двух лет, полагаясь на руководство благотворительной организации – им виднее, как поступить, и они больше знают о работе борделей. После той безрассудной вылазки в Каматипуру я поняла, что придется довериться другим. Сидевший на водительском сиденье Раза закурил и выдохнул дым в открытое окно, а я глядела в зеркало заднего вида – суматоха не утихала.

– Вчера Навин приходил, спрашивал, не нужна ли помощь. Рохану, его сыну, уже почти пять, и Навин говорит, что у него стало больше свободного времени, – сказал Раза.

– Вот как, – протянула я.

Полицейские с латхи в руках разгоняли пьянчуг, лавочники торопливо закрывали окна, женщины из соцслужбы успокаивали проституток.

– Он пришел с благими намерениями. По-моему, он хочет с тобой помириться.

– Помириться со мной? – Я уставилась на Разу.