— Я это знаю, — отвечал малыш. — Просто хемули послали меня сюда с твоим обедом.

— Ах, вот как! Это очень мило с их стороны, — успокоившись, произнес Хемуль. Он отпер калитку, чуть-чуть приоткрыл её и принял корзинку с едой через щель. Хомса все стоял и смотрел, и на минуту воцарилось молчание.

— Ну как вы там поживаете? — нетерпеливо спросил Хемуль. Он стоял, переминался с ноги на ногу и мечтал поскорее вернуться в парк.

Плохо, — откровенно ответил Хомса. — Нам всем очень плохо. Нам — малышам. У нас теперь больше нет детского городка, и мы только и делаем, что горюем.

— Угу, — сказал Хемуль и уставился в землю. Ему не хотелось принуждать себя думать о чем-либо печальном, но он настолько привык выслушивать других, что просто не мог уйти.

— Ты, верно, тоже горюешь, — сочувственно сказал Хомса. — Ведь ты обычно проверял билеты. Но, если кто-то был уж совсем маленький, и оборванный, и грязный, ты делал вид, что проверяешь билеты. Или позволял нам два или даже три раза проходить по одному билету!

— Ну-ну, — произнес Хемуль смущенно. — Это случалось просто потому, что я плохо вижу. — Ну вот, а теперь, может быть, ты пойдешь домой?

Хомса кивнул, но все-таки остался. Он подошел вплотную к железной решетке и просунул свою мордочку между прутьями.

— Дяденька, — прошептал он. — У нас есть секрет.

Хемуль сделал испуганный жест — он не любил чужих тайн. Но Хомса уже взволнованно продолжал:

— Нам удалось почти все спасти, И мы спрятали это в сарае у Филифьонки. Ты даже не представляешь себе, сколько нам пришлось потрудиться — все спасали и спасали, по ночам мы незаметно выбирались из дома и вместе вытаскивали из воды и снимали с деревьев, и сушили, и чинили, и делали по возможности все таким же прекрасным, как раньше.

— Что ты имеешь в виду? — озадаченно спросил Хемуль.

— Луна-парк, разумеется, — почти закричал Хомса. — Нам удалось собрать все обломки, которые еще не уплыли в море. Верно, здорово? Возможно, хемули соберут все снова, и тогда ты опять сможешь проверять билеты.

— Ах, вот как! — пробормотал Хемуль и поставил корзинку с едой на землю.

— Правда, хорошо?! Ну и здорово же ты удивился, — засмеялся Хомса, помахал рукой и исчез.

На следующий день с раннего утра Хемуль уже стоял у ворот и боязливо ждал. Когда Хомса появился у калитки с корзинкой в руках, Хемуль тут же закричал:

— Ну? Как там?

— Они не хотят, — сокрушенно вымолвил Хомса. — Вместо луна-парка они теперь хотят сделать каток. А многие из нас впадут в зимнюю спячку, да и кто даст нам коньки.

— Как грустно? — с облегчением воскликнул Хемуль. Хомса ничего не сказал, он был слишком разочарован. Только поставил корзинку с едой на землю и ушел.

«Бедное дитя, — подумал Хемуль. — Да, да».

А потом его мысли переключились на другую тему, и он стал тут же размышлять о хижине из листьев, которую собирался строить на месте развалин Бабушкиного Дома.

Хемуль строил целый день и заметно повеселел. Он возился вплоть до темноты, когда ничего уже нельзя было разглядеть, и лишь тогда уснул, счастливый и утомленный, и спал очень долго все следующее утро.

Когда он подошел к калитке, чтобы забрать свою еду, Хомса был уже там. На крышке корзинки Хемуль обнаружил еще письмо с подписями множества малышей.

— Дорогой луна-парковый дяденька, — прочел Хемуль. — У тебя теперь есть все, и ты можешь быть милым, и мы сможем прийти и поиграть с тобой, потому что мы тебя любим.

Хемуль ничего не понял, но ужасное подозрение стало уже закрадываться в его сердце.

И тут он увидел. У самой калитки малыши выложили то, что им удалось собрать из остатков луна-парка. А этого было немало. Большая часть аттракционов была разломана или собрана совершенно неправильно, все, вместе взятое, выглядело очень странно, словно утратив весь свой смысл.

Погибший, но пестрый мир из бумаги, дерева, шелка, стальной проволоки, проржавевшего железа уныло и выжидающе смотрел на Хемуля, и тот тоже в панике смотрел на него.

Потом Хемуль не выдержал, убежал в парк и продолжал строить свою хижину отшельника.

Он строил и строил, но все как-то не ладилось. Хемуль работал нетерпеливо, мысли его блуждали. Внезапно обрушилась только что возведенная крыша, и все строение оказалось приплюснутым к земле.

— Нет, — произнес Хемуль. — Не хочу. Я только недавно научился говорить «нет». Я уже на пенсии. И делаю теперь то, что хочу. И ничего другого.

Он повторил это несколько раз, с каждым разом все более грозно. Потом поднялся, прошел парком, открыл калитку и стал втаскивать к себе весь этот надоевший ему хлам.

Малыши облепили всю разрушенную стену парка Хемуля. Совсем как серые воробьишки, только совершенно молчаливые.

Иногда кто-то шептал:

— А теперь что он делает?

— Тс-с, — говорил другой. — Он не желает разговаривать.

Сначала Хемуль развесил на деревьях цветные фонарики и бумажные розы, повернув их так, чтобы не было видно дыр и обрывков. Потом он занялся тем, что когда-то называлось каруселью. Ничего не клеилось — не хватало половины частей.

— Ничего не получится, — сердито крикнул он. — Вы только посмотрите! Все это хлам и мусор. Нет-нет! Вам никто не позволял слезать со стены и мне помогать!

Гул одобрения и сочувствия докатился до Хемуля, хотя никто не сказал ни слова.

Теперь Хемуль попытался превратить карусель в свой дом. Лошадей он снял и поставил в траву, а лебедей — пустил плавать в ручей, остальное перевернул и трудился так усердно, что волосы у него встали дыбом.

«Кукольный Дом, — думал он с горечью. — Хижина отшельника. Все кончилось грудой мусора и криком, как это было всю мою жизнь…»

Потом он посмотрел вверх и закричал:

— Хватит там сидеть и глазеть! Бегите к хемулям и передайте им, что завтра мне обед не понадобится. Вместо него пусть пришлют мне молоток, гвозди, свечи, веревки и двухдюймовые доски, да только побыстрее.

Малыши восхищенно засмеялись и отправились в путь.

— Ну что мы говорили! — закричали хемули и стали похлопывать друг друга по спине. — Ему стало скучно, и бедняга загрустил о своем луна-парке!

И они послали ему всего вдвое больше, чем он просил, и, кроме того, еды на неделю, и десять метров красного бархата, а также много-много золотой и серебряной бумаги в длинных рулонах и совсем уж на всякий случай — шарманку.

— Ну уж нет, — сказал Хемуль. — Этот ящик с музыкой мне ни к чему! Ничего, что