в мирное время Белград понаряднее, да и рассмотреть в темноте сложно, но немножко похож на Харьков. Но вот этот конкретный дом совершенно не внушал доверия. Сидит там один гад, и кто его знает: дрыхнет перед тем, как в бега податься, или ждет с парабеллумом наготове, а вокруг автоматчики из абвера засели? Нет, автоматчики – это навряд ли, а вот пистолет у него точно есть. И если фриц вздумает пулю в висок пустить, считай, провалила группа задание.

Сержант Лавренко не знал, как и почему полковник Нойман окажется в этом доме, в квартире (второй этаж слева) именно сегодня, в ночь с 14-го на 15 октября. Возможно, фамилия у немца не единственная, усы он сейчас сбрил или отрастил бородку, но он здесь точно будет, и его нужно взять, причем непременно живым. Тимофей осознавал, какая сложная и длинная работа предшествовала началу операции. В распоряжении СМЕРШ имелись единственное фото Ноймана и описание нескольких личных примет. Сопровождение, охрана, боевые навыки самого полковника оставались неизвестны. Ну, так для этого и берем, чтобы все разузнать.

– Кандич, прикроешь со двора. Торчок, на тебе дверь парадной, изнутри встанешь. Поднимаемся, я интеллигентно вхожу, старший лейтенант и Тима прикрывают, Шелехов остается на лестнице, рацию не подставляет, – напомнил Нерода и глянул на тихий дом. – Стучать точно не будем пробовать?

– Не поможет, – вздохнул Земляков. – Клиент пуглив, аки сернистая лань, открывать незнакомым даже и не подумает. Лучше уж сразу ты займись. Но говорим только по-немецки.

Говорить по-немецки не пришлось, да и вообще говорить, поскольку группу ждала неудача. Входную дверь вскрыли без проблем: имелись припасенные инструменты, включая кувалду, но хватило и тихого ломика. Втянувшись внутрь парадной, опергруппа приняла атакующий порядок и забуксовала: путь на второй этаж преграждала перегородка из кирпича – не особо красивая, видимо, недавняя, но крепкая, снабженная такой толстенной, окованной железом дверью, что ее только прямым попаданием 76-миллиметрового и выбьешь. Было понятно, что выломать такую преграду быстро и без особого шума не получится. Нерода прошипел единственное краткое и не немецкое, что и можно было сказать в такой момент.

– Да, неожиданно, – согласился Земляков. – Никаких упоминаний о данных архитектурных усовершенствованиях – и вдруг на тебе, красуется.

– Отож ее гранатами зарушить? – высказал напрашивающееся предложение Торчок.

– Шума выйдет с перебором. У нас же не только клиент наверху, но и фрицы по соседству. Придется ждать, когда наш полкан сам выйдет. Тут час-полтора и осталось-то, – прошептал Нерода.

– Зачем ждать? У нас же целая машина взрывчатки, она кое-чего стоит, даже и без детонаторов. Подкатим – полковник сам выскочит, а? – предположил Тимофей.

Идею оценили.

Грузовик подкатил к подъезду, фыркая двигателем и газуя, остановился. Бойцы с грохотом откинули борт, оберштурмфюрер Земляков отдавал приглушенные, но довольно звучные распоряжения. Хрустнули уже и так взломанной дверью, принялись сгружать ящики.

Подействовало. На лестнице живо лязгнул замок, послышались торопливые шаги…

Оказалось, никакой не полковник, а толстенький белобрысый лейтенант в наспех наброшенном мундире с фонариком и автоматом под мышкой. Суровый эсэсовец Земляков очень удивился такому явлению, господа офицеры начали препираться. Растрепанный и никому не нужный лейтенант был оттеснен в подъезд, голоса там звучали гулко, надо думать, до второго этажа вполне доходили.

Для большей части группы спор оставался понятен в самых общих чертах: лейтенант протестовал против срочного минирования дома, напористый оберштурмфюрер ничего и слушать не хотел: у него имелся приказ. Нужно признать, у Землякова в полевой сумке хранилась уйма всяких бумаг, коими он давил на оппонентов с силой танковой бригады, хотя и не особо давал прочесть.

В подъезд шагнул Нерода. После короткой паузы диалог продолжал уже только оберштурмфюрер, хотя и одного его голоса вполне хватало.

Тимофей кивнул радисту, оставили ящик с взрывчаткой, заскочили в подъезд. Белобрысый лейтенант сидел под стеной, голова свесилась на грудь, из носа капала кровь, но жив. Его Торчок проконтролирует: по новой диспозиции Павло Захарович оставался приглядывать за грузовиком и всем низовым хозяйством.

Бойцы проскочили наверх в распахнутую лестничную дверь. На втором этаже было тихо – видимо, без стрельбы обошлось, дверь квартиры нараспашку. Встретил отдувающийся Земляков.

– Взяли. Даже охнуть не успел, скотина.

Скотина лежал на животе, бессильно раскинув ноги, на одной оставался тапок-шлепанец. Нерода сидел верхом, защелкивал наручники. Тимофею видеть настоящие наручники еще не доводилось. Удобная вещь.

Нерода без особой нежности, но по-хозяйски бережно повернул харю пленника, Земляков посветил фонариком и удовлетворенно закивал в смысле – йа, йа, он.

Захваченный ошеломленно моргал и жмурился, но все равно было видно – солидный чин, не лейтенант, и все приметы сходятся. Земляков кивнул – бойцы, оставив Нероду охранять ценного фрица, бросились в соседние комнаты. Спальня, кабинет, лампа горит… Земляков занялся бумагами, Шелехов распахнул один из чемоданов. Тимофей с ходу обнаружил китель с полковничьими знаками различия, помахал трофеем. Оберштурмфюрер ухмыльнулся, ответно показал найденное удостоверение. Что там значилось, издали было непонятно, но, судя по реакции начальства, он, Нойман.

Земляков указал на мундир – да, надо бы одеть пленника: в халате, даже теплом, полковник не такой выразительный. Тимофей схватил одежду, отыскал второй, закинутый под кресло сапог – вот же фриц, аккуратность хваленая, а обувь как попало расшвыривает.

Пленного уже посадили на стул – зыркал из-под кустистых бровей, приходил в себя. Да, этот хваткий, даром что на знаках различия красноватый цвет опушки, змейка и готическая «А», указывающие на отношение к ветеринарной медицине. Тимофей прощупал ворот и карманы кителя, свалил одежду перед пленником. Тот цепко глянул на бойца в форме охранного корпуса и шевельнул скованными кистями.

Одевался полковник в молчании. В квартире было тепло, почти жарко, потрескивал огонь в печи, пахло хорошим углем, сытостью и еще чем-то душистым. Вот последний день у фрицев в городе, а как уютно ночуют, гады.

Полковник протиснул лапу с временно расстегнутым браслетом наручников в рукав кителя, застегнулся, поправил серые негустые волосики на башке и протянул кисти – заковывайте. Практически спокоен, скотина такая. Тимофей с радистом стояли в коридоре, ближе к входной двери, держали автоматы наготове. Что-то все слишком гладко шло…

Офицеры тоже хранили молчание. Нерода со своей забинтованной гниющей мордой нависал над пленным, Земляков вдумчиво изучал документы. Наконец полковник кашлянул и что-то сказал.

– Говорит, готов сотрудничать, – прошептал Шелехов.

Тимофей кивнул. Тот еще прохиндей этот герр Нойман, угадывается характер.

Земляков коротко гавкнул в ответ.

– «Надеемся, что вы благоразумны», – перевел радист.

Полковник, видимо, обнадеженный, зашпрехал длиннее и даже слегка улыбнулся.

– «Вы же русские? Неужели вы оттуда, оберштурмфюрер? Всегда мечтал посмотреть на гостей. Я могу