почти поперек улицы машины, тоже норовили открыть стрельбу. В их сторону над головой Тимофея пролетела, кувыркаясь, «колотушка», исчезла за машиной. Смотреть на результат было некогда, как и оборачиваться. Успел толкнуться посильнее – дверь придержали. Спиной вкатился в сумрак, живо поставили на ноги.

– Двором! – рявкнул Нерода.

Рыжая задержанная уже неслась в квартиру. Соображала она все же живо. Югослав нагонял. Все верно, с такой быстротой мышления тиканет девица, только ее и видали…

На улице бахнул взрыв. Нерода вышвырнул на улицу еще одну гранату.

– Живо!

Ввалились в знакомую прихожую. Сречко и девка в четыре руки уже рвали шпингалеты с рамы. Окно распахнулось, тут же в косяк снаружи стукнула пуля…

– Сам у дворишту! – закричал югослав, от спешки путая слова, и выстрелил, выгибая руку. – Из-под стеной!

– Черт! Не проскочим, – скрипнул зубами Нерода. – В нашу машину не стреляй!

– Она у пролазу, ее не видно, – ответил югослав. – Что делать?

– Не подпускай!

Было слышно, как орут немцы на улице. Что-то их много. Тимофей подлетел к знакомому уличному окну, глянул в щелку у портьеры. По мостовой бежали пехотинцы. Это с того грузовика. От легковой машины, уже порядком попорченной осколками, им что-то истошно кричали-командовали.

– Грузовик остановился, фрицы из него сюда бегут.

– Занимаем оборону, – приказал Нерода.

Терять уже было нечего. Тимофей, стараясь не задевать пыльную ткань, прицелился и дал очередь прямо сквозь стекло. Посыпались осколки, порезали руку, но очередь легла удачно – троих, а то и четверых свалил…

Пришлось сразу отойти на второй этаж: держать все окна первого и входную дверь никак бы не получилось. Тимофей метался между окнами. Брандмауэр был глухим, оттуда не лезли, но целую уличную сторону в одиночку прикрыть все равно сложновато. Сержант Лавренко попугивал немцев куцыми очередями, старался не позволить к двери свободно проскакивать. Фрицы оказались не тыловые, ушлые, особенно досаждали их пулемет и какая-то гадюка, возомнившая себя снайпером – фриц бил действительно точно, тут только задержись на месте.

Лестницу держал Нерода. Немцы лезли туда, словно медом намазано, дважды фаустпатроном засаживали, но старшего лейтенанта этак просто не возьмешь, проявлял полную бдительность и чуткость, немцы там и сами потери несли, то и дело раненых отволакивали. Дворовую сторону прикрывал Шелехов, враг с той стороны не особо напирал, больше вел огонь по окнам, оказывал психическое давление.

Югослав оказался в подвижном резерве, поддерживал, если где требовалось, и за крышей приглядывал. Рано или поздно фрицы заберутся на соседнюю крышу и атакуют поверху. Сречко успел пробить дыру в кровле, какое-то время их сдержит. Но в целом положение было аховым. Рацию не разворачивали: во-первых, некогда, во-вторых, поздно. Тут боя и патронов осталось на полчаса, никакие танки с десантом подойти не успеют.

Пока выручали гранаты и то, что фрицы не знали численность гарнизона. Видели-то двоих, а тут явно больше – может, целый взвод диверсантов-автоматчиков засел? Разумно опасаются лезть на рожон. Но упорные. Это их офицеры науськивают: слышны крики. Тимофей подозревал, что это тот эсэсман, что на машине подкатил. Звание рассмотреть тогда не удалось, но очень уж целеустремленный фашист. Эх, что стоило его точнее завалить?

Короткая строчка в четыре патрона по диагонали – достаем ту сторону улицы. Простенок прикрывает, от шикарных, в четыре цвета обоев уже порохом несет, портьера вся дырявая. Теперь к дальнему окну. Беззвучная пуля отшибла еще кусок зеркала с трюмо. Бдит снайпер-сволочуга, улавливает мелькание внутри. Ну, снайпера не достать, а тех, кто у двери возится, попробуем…

Тимофей поспешно отвернул колпачок на рукояти, дернул шарик, выждал на «раз-два-три» и тихонько толкнул «колотушку» за проем окна. Бахнуло. Видимо, удачно: внизу застонали, зашпрехали с яростью.

– Тим, ты экономь. Пусть поднакопятся, – призвал из глубин окололестничного коридора командир.

– Понял.

Проскакивая почти на четвереньках к другому окну, сержант Лавренко глянул в раскрытый саквояж. Не, еще есть «колотушки», Торчок напихал под завязку, спасибо ему. Патронов бы побольше, может, и продержимся. Хотя вряд ли, конечно.

Чуть стихло – фрицы придумывали новую каверзу. Паузу имело смысл использовать, Тимофей открыл второй диск, стал дозаряжать… Было слышно, как короткой очередью отгоняет радист дворовых немцев.

– А сколько там вообще фрицев? – вопросил Тимофей у сжавшейся у печки рыже-задержанной, поскольку душевно поговорить все равно было больше не с кем. – В легковухе было человека четыре, если вместе с эсэсманом. Грузовик… ну, человек двадцать, их там густо сидело… Может, и еще подтянулись?

Рыжая глазела, только ресницы вздрагивали. Да, о тактике рассуждать, когда все мысли о том, как в трусы не уписаться, сложновато.

– Тимотей, леви угол… копошатся! – донеслось с чердака.

– Понял!

Тимофей разглядел четверых немцев с какой-то поклажей, дал очередь. Кажется, никого не задел, фрицы мышами шмыгнули за угол. Не, гранату туда нельзя, там грузовик, детонирует – весь дом снесет. А может, и не детонирует, но все равно не докинешь…

По окнам прошлась ответная пулеметная строчка. Что-то застучало под стеной у двери парадной. Тимофей перебежал к другому окну, споткнулся о саквояж, с матом проехался на четвереньках, порезанная рука опять закровоточила. Прижимаясь к стене, выглянул – ни фига не видно, осторожничают немцы.

– Товстарлейнат, там слева у двери!

– Слышу, жду, – заверил Нерода.

Тимофей вытер липкую руку о штаны. Замотать бы, еще случится какое заражение крови. Не, не успеет заражение случиться. Сержант Лавренко с раздражением глянул на капающую с ладони кровь, перехватил взгляд рыже-задержанной.

– Вот что смотришь? Саквояж бы под стол сдвинула, что ли. Видишь, люди спотыкаются, работать им трудно.

Девица насупилась, но, поддерживая полы пальто, доползла до саквояжа и поаккуратнее задвинула его под стол.

– Вот, есть же в тебе капля сознательности! – одобрил Тимофей. – Тебя вообще как зовут? Имя, говорю, есть? Мария, Полина, Изабелла?

– Лиз.

– О, понимаешь? Это хорошо. Только как-то по-детски и укороченно именуешься. Лиз – это, наверное, будет Лизавета по-нашему?

– Можно, – признала задержанная, пытаясь трясущимися руками убрать с лица локоны. Надо же, дрожит, а о наведении красоты не забывает.

Тут внизу громыхнуло, и Тимофей о наблюдениях за рыже-задержанными временно забыл…

Немцы, видимо, подорвали проем между окнами первого этажа и забрались внутрь дома. Собственно, это ничего не меняло, они и раньше туда проскакивали. Попытка подняться по лестнице на второй этаж, пользуясь прикрытием облака пыли, ничего не дала: фрицы напоролись на автомат Нероды – расстрелял гадов, как в тире.

Тимофей, кашляя, вернулся на основную позицию. Рыже-задержанная тоже кашляла, утирала нос крошечным платком.

– Ты бы тряпку побольше взяла да лицо замотала, – посоветовал Тимофей. – Снизу что-то дымом прет. Разгорится, совсем несладко будет.

– Немцы потушат. Думают, полковник