– Уходите, – сказал он Крутову, подходя к учителю. – Спасибо за помощь.

– Но вам тоже надо уходить… – начал Егор.

– Мы уйдем позже.

– Мне приказано…

– Да уходите же! – с досадой бросил Тимергалин. – Конунг сейчас придет в себя, спасайте свою берегиню. Я вас найду.

Крутов постоял мгновение, глядя на с трудом двигавшегося серого мага, и метнулся к двери.

Он появился в приемной вовремя.

Авогеин справился с шоком от разряда «анаконды» и, наращивая пси-давление на Марию, готов был покончить с ней одним «прыжком зверя». Излучения пси-генератора он уже не боялся.

Крутов осознал безнадежность положения Марии мгновенно и действовал так же быстро, все еще опираясь на состояние живы, как на силу, продолжавшую формировать вокруг него зону пространства, законы которого подчинялись только ему. Он интуитивно понял, что «анаконда» на конунга не подействует, как не подействовал бы и выстрел из пистолета или карабина. Надо было предпринять иной метод воздействия, неожиданный для черного мага, привыкшего опираться на магические силы, и Крутов, вспомнив недавний опыт контакта (на скуле конунга красовался знатный кровоподтек), выкрикнул внутри себя свое имя и с выплеском энергии нанес сильнейший удар в стиле боливака, способный пробить грудную клетку и более подготовленному мастеру.

Авогеин слишком поздно понял опасность прямого физического воздействия. К тому же его отвлекла птица, внезапно ворвавшаяся в кабинет сквозь стекло окна, – огромный сокол с хищно растопыренными лапами. Конунг вынужден был отбить ее нападение, в результате чего он и пропустил удар Крутова. Поэтому отреагировал он не так, как ожидал его противник: с изумлением улетев в глубь приемной и задохнувшись от боли в груди (удар Крутова сломал ему три ребра!), он в ярости обрушил на него всю мощь черного эгрегора… вернее, хотел обрушить, потому что не учел изменения обстановки. Вследствие отсутствия организующего начала – настоятеля храма, похищенного группой Воробьева, храм окончательно перестал быть усилителем ментального поля конунга, превратился в аморфную дезорганизованную массу индивидуальных полей. И осознание этого факта настолько потрясло конунга, что он автоматически перешел на легкоступ… и исчез!

Назад Иван Елисеевич уже не вернулся, решив, очевидно, не рисковать. Будучи трусом по натуре, рисковал он только в том случае, если был уверен в двойном перевесе сил.

Крутов подхватил на руки Марию, направился было к двери в коридор, но появившийся Тимергалин поманил его за собой. – Идемте за мной, я выведу вас во двор.

– Отбой всем, кроме группы поддержки! – включил рацию Крутов. – Отход по варианту «ноль два».

Через четверть часа он был вне Крылатского, увозя потерявшую сознание Марию в гостиницу. Машина с оперативниками поддержки следовала за ними в течение часа, ожидая погони или перехвата, но все было тихо, их никто не преследовал и не останавливал, легионеры только-только начали соображать, что их замысел провалился.

Таким обманутым в самых лучших ожиданиях Винсент Аркадьевич не чувствовал себя давно. Потрясенный известием о провале операции по захвату грэя, он долго не мог прийти в себя, веря и не веря в случившееся, потом вызвал «на ковер» виновников провала, основных руководителей операции: Мережковского, Чумакова и секретаря Совбеза Барановского, являвшегося заместителем Валягина и главой охранной службы Проекта.

Чумаков, суетливый и нервный, куривший одну сигарету за другой, прибыл в кабинет Валягина первым, благо его кабинет ректора АНБ находился здесь же, в здании академии на территории Лесной дачи. Заикнувшись о своей непричастности к неудаче и получив в ответ злобный высверк глаз Директора Проекта, он забился в угол кабинета и не произнес ни слова в течение всего «разбора полетов», отмалчиваясь даже на вопросы Валягина. Вскоре в кабинете появились остальные участники операции.

Мережковский был хмур и бледен, он еще не совсем оправился от удара Витязя, пряча синяк на лбу под пластырем, и чувствовал себя нехорошо. Владимир Никонович Барановский, бривший голову наголо и носивший взамен бородку, казался сонно-безразличным. У него был хищный острый нос, узкие губы, серое лицо и колоссальная мускулатура. Носил он черные костюмы и рубашки без воротника, считая, видимо, что выражает тем самым глубинную сущность «народной моды». Начинал Барановский свою карьеру разведчиком-нелегалом в Колумбии и Мексике, дошел до генерала, работал в ФСБ, курируя научно-технические разработки, где на него и вышли вербовщики Проекта. Именно с их подачи Владимир Никонович и стал секретарем Совета безопасности, используя во благо Проекта все возможности этого кресла. Бывший генерал хорошо знал бывшего Директора Проекта Бессараба и был одним из инициаторов разработки психотронных генераторов типа «пламя» и «удав». Идея испытать генераторы «на натуре» принадлежала ему, и одним из «испытателей» стала жена Рохлина, известного политика и генерала, убившая мужа после обработки ее «глушаком».

– А теперь, господа, – сказал слегка успокоившийся Валягин, не предлагая гостям сесть, – прошу внятно и объективно объяснить мне причины провала. Смелее, я не кусаюсь… пока. Прошу извинить, что не предложил вам напитки, они вредно действуют на память.

Гости Директора Проекта переглянулись.

– Противник начал применять наши методы… – начал Мережковский.

– Начнем с вас, Владимир Никонович, – проигнорировал Валягин реплику Архипа Ивановича. – Судя по вашему уверенному виду, вы успели проанализировать ситуацию.

– Архип Иванович прав, – остался сонно-невозмутимым Барановский, точно принял перед визитом изрядную дозу транквилизатора. – Предиктор учится работать по-современному, не стоит удивляться, что волхвы все чаще вторгаются в наше информационное пространство. Если бы мы перевербовали Асламова раньше, раньше узнали бы и о Катарсисе, и о его планах, и о существовании системы служб этой сверхсекретной организации.

Лицо Винсента Аркадьевича на мгновение прояснилось.

– Захват Витязя наша несомненная удача, разведка Легиона сработала тогда отлично, в чем есть и ваша заслуга, господа. Почему же наши подразделения, до сих пор успешно справлявшиеся с подобного рода делами, провалили операцию на этот раз?

– Во-первых, Асламов не все рассказывает, что знает, – погладил блестящую бугристую голову Барановский. – Либо он человек исключительной воли и дозирует информацию сознательно, либо запрограммирован до нас «держать» секреты даже при угрозе жизни. Во всяком случае, ничего существенного о Катарсисе он не сообщил.

– Возможно, он и не был допущен к этим секретам, – глухо пробурчал Мережковский. – Я не отрицаю, что распространение упреждающей дезинформации, рупором которой должен стать Асламов, является мощным оружием, но не верю, что он станет детонатором разрушения всей системы Сопротивления. Для этого нам требуются люди, обладающие сознанием и чутьем зверя, которых не надо ни переубеждать, ни зомбировать.