— Знаешь, нет. — Князь, допив мадеру, отставил бокал. — Я ведь, по чести сказать…

Он не закончил фразы, но Настя догадалась сама и всплеснула руками, уронив на колени гитару:

— Вы что же — не женились?!

— Не женился, Настя, — виновато кивнул Сбежнев. — Понимаешь, сначала было не до того… Дела, имение, управляющие-воры… Потом все не было нужных средств… А когда они появились наконец — оказалось, что время мое ушло. Я не сторонник неравных браков.

— Каких неравных?! Сергей Александрович! Да за вас бы любая, любая пошла! Не глядя побежала бы!

— Девочка моя милая… — рассмеялся князь. — Да ведь бессребрениц в Москве всегда было возмутительно мало. А с твоим отъездом не осталось вовсе.

Настя тоже засмеялась, тихо и весело.

— А помнишь, Настя, тот вечер у Воронина? Ты пела «Соловья», и так неожиданно для нас всех появился старый граф… И тогда Марья Васильевна… Они же так любили друг друга, а вот пришлось же расстаться из-за… из-за пустяка, по сути. Предрассудки, боязнь света, граф и цыганка… Какая же это все чепуха!

— Вы не поверите, я тот вечер тоже часто вспоминала. — Настя наигрывала на струнах веселую польку, но смотрела грустно. — Кто же подумать мог, что и мы с вами вот так же сидеть будем, как старый граф и Марья Васильевна, и прежние годы вспоминать? Вы… — Она вдруг опустила гитару и взглянула прямо в лицо Сбежнева. — Вы хоть сейчас-то простили меня, Сергей Александрович?

— Мне не за что тебя прощать. Напротив, я и тогда, и сейчас дивился твоей смелости. Немногие и светские барышни сумели бы поступить так, как ты… — Князь посмотрел на Настю и вдруг улыбнулся. — А это ты сумела сохранить?

— Это? — Настя коснулась пальцами длинной нити жемчуга, свисающей до талии. — Еще бы мне было не сберечь. Ведь это единственный подарок, который мне от вас остался. Помните, я вам тогда сказала — жемчуг к слезам?

— И что — сбылось? — серьезно спросил Сбежнев.

Настя не ответила, снова улыбнулась, опустив ресницы. Илья, стоящий рядом, знал: больше ничего не скажет. Отчетливо понимая, что ни Настьке, ни князю он тут не нужен, чувствуя, что надо бы уйти или, на худой конец, встать чуть поодаль, с цыганами, он не мог этого сделать.

Так вот откуда у нее неизвестные ему бусы… Подарок сбежневский сберегла. Столько лет, чертова баба, берегла, и не потеряла, не подарила, не продала, как все остальное, как даже то, что он, Илья, покупал ей… Сохранила и нацепила сразу же — вот, мол, смотри, князюшка милый, как я тебя помню, как любила… А князюшка и рад стараться. И ежу понятно, что из-за нее, Настьки, он и не женился. И врет, что случайно мимо проезжал, наверняка рассказали друзья, тот же Толчанинов или Строганов, что Настька в Москве, вот и понесся, как за святым спасением… Тьфу. Совсем совести у господ не стало, к чужим женам лезут в открытую. Что же Сбежнев так глядит на Настьку? Неужто забыл, что законный муж здесь, рядом, и долго терпеть не станет? И плевать на Митро, и на других цыган — если этот князь еще хоть раз на его жену вот так посмотрит, он…

Настя поудобнее устроила на колене гитару.

— Что же мне спеть вам, Сергей Александрович?

— На твой выбор. Я ведь так давно тебя не слышал… Хотя, впрочем, нет. Спой, если не в тягость, «Снова слышу».

Аккомпанемент романса был трудным, Илья знал наверняка, что сама Настька его не вспомнит. И точно — через минуту она обернулась к нему, взглядом прося помощи. Всего-то и нужно было подойти и взять на гитаре с десяток аккордов, но Илья, словно не поняв безмолвной просьбы жены, медленно отошел в сторону. Стараясь не встречаться глазами с цыганами, уставился в окно, за которым в темноте сада шуршал дождь. Хмуро подумал: и чего, в самом деле, беситься? Ну, приехал князь, ну, морочит Настьке голову словами всякими… Да ведь она не дура-девчонка, на слова не купится, не побежит за ним, подол задравши. Так, посидит, молодость вспомнит — всего и дел. Илья потер кулаком лоб, вздохнул… и резко обернулся, услышав высокую ноту скрипки.

Гришка стоял за спиной матери, и лицо его было совсем взрослым, серьезным. Глядя куда-то поверх голов цыган, он касался смычком струн, и казалось, что грустная мелодия сама собой рождается прямо из воздуха. Вскоре к скрипке присоединились мягкие гитарные переборы, и Илья понял: Настька вспомнила-таки аккомпанемент. Короткий аккорд, пауза — и голос:

Краем глаза Илья заметил какое-то движение у двери. Он повернул голову и увидел Маргитку, заглядывающую в комнату из сеней. Встретившись глазами с Ильей, девушка поманила его и тут же скрылась. Какое-то время он медлил, затем осмотрелся и, убедившись, что внимание цыган поглощено Настей и князем, не спеша вышел из комнаты.

В сенях было темным-темно.

— Чяери, где ты?

— Здесь, на сундуке.

— Что случилось? Зачем? Народу полон дом. — Илья на ощупь нашел руку Маргитки, притянул ее к себе. — Ты дрожишь вся, что с тобой?

Маргитка вырвала руку. Отрывисто спросила:

— Ну, что, — видал?

— Что? — растерялся он.

— Настьку! Крокодилицу свою! И этого гаджа! Видал? Понравилось?! Вот и попробуй мне теперь голову дурить, как она тебе верной семнадцать лет была. Ни за что не поверю!

— Не верь, коль не хочешь, — мрачно сказал Илья. — Не твое это дело.

— Ах, не мое?! — взвилась она. — Илья, да ты ослеп, что ли? Ты посмотри на свою Настьку — она же засветилась прямо, как князя увидала! Всякий стыд потеряла, на лестнице на шею ему кинулась, а сама старуха давно!

— Чяери…

— Ну, давай, давай, дожидайся! — продолжала бушевать Маргитка. — Жди, пока она тебя на всю Москву опозорит! Дэвлалэ, где ж ты свой ум похоронил, морэ?! Да ты подумай, что делать-то будешь, если Настька твоя с князем пойдет?

— Да ничего не буду делать, — через силу ухмыльнулся Илья. — С тобой в Сибирь уеду.

Он сказал это в шутку и никак не ждал, что Маргитка вдруг всплеснет руками и кинется ему на шею:

— Господи, Илья… Милый мой, золотой… Ты сам сказал, ты сам, не я… Илья, ждать нельзя, надо ехать нам…

— Ку… куда?

— Ты же сам сказал — в Сибирь! Или в Крым! Или в Бессарабию, в степи табунные! А хочешь — веди меня в свой табор! Илья, едем, прошу тебя, прямо сейчас едем! Никто и не хватится! За Настьку не бойся, она одна не останется, князь подберет, она еще счастливой будет, а мы… Илья, не могу я больше так, пора ехать, я же… мне…

«А может, и правда?» — отчаянно подумал Илья, прижимая Маргитку к себе и зарываясь лицом в ее волосы. Может, и давно надо было сделать это, а не тянуть мерина за хвост невесть зачем. Он, Илья, разве нужен Настьке? Нет. Пропадет она без него? Никогда. Несчастной будет? Да князь не даст… А дети? Дети взрослые давно. Так чего же он, дурак, дожидается? И боится чего?