Иллюзии никогда не бывают абсолютно достоверными. Никакая иллюзия не ответит любовью на любовь. Ни одна не посмотрит так, как однажды посмотрела Клэри. Он не знал, зачем ему это нужно, – но оно было нужно, раньше… всегда… и разрыв связи с Себастьяном сделал все в тысячу раз хуже.

Клэри. Клэри. Клэри.

Он еще раз попытался обмануть себя: прижался губами к ее лбу, к щекам, зарылся лицом в облако пламенеющих волос.

– О, дорогая, – пробормотал он. Рука потянулась за ножом, ее глаза расширились от ужаса и понимания. – Милая… ну, зачем тебе понадобилось умирать?

* * *

Как только они вернулись в Сайренворт-холл, Кит взбежал по каменной лестнице к себе в комнату и захлопнул дверь. Джем решил, что лучше оставить мальчика в покое, хотя бы на некоторое время.

Он и сам немного волновался, поднимаясь по ступеням вслед за мелодией, эхом плясавшей среди синевато-серых стен.

Вариация на тему старой охотничьей песни… Джем терялся в догадках, сколько ей может быть лет. Ее еще отец пел, когда он был мальчишкой.

Дверь распахнулась, и мир на мгновение сузился до размеров комнатки, залитой тихим светом. В старомодном чугунном камине лежала гроздь ведьминых огней. Жемчужные лучи запутались в каштановых кудрях Тессы, склонившейся над колыбелью. Колыбель была вырезана из дуба, срубленного больше ста лет назад в этих лесах. Джем сам видел, как она рождается из колоды, как заботливые руки и терпеливая любовь извлекают ее оттуда. И сейчас она качалась так же бесшумно и плавно, как в те времена.

Из колыбели доносилось недовольное хныканье, и Джем наклонился, чтобы поглядеть на дочь. Она возлежала на мягких белых одеялах – целые холмы, горы пуха: казалось, она спит на облаке. Хохолок волос на этом фоне казался очень черным, а крошечное личико кривилось от гнева и недовольства.

Вильгельмина Ицян Ке Карстерс. Первое и единственно возможное имя, в честь их навеки потерянного Уилла, и «дикая роза» – потому что все, кого Джем любил больше всего на свете, росли, соединяя в себе красоту и бунт. Он непременно хотел для своей малышки китайское имя, а еще должен был помянуть погибшую Розмари, которая доверила им с Тессой нечто бесконечно для нее ценное – ставшее теперь бесконечно ценным и для него. Она доверила им Кита. Розмарин символизирует память, а имя «Захария» само значит «помнить».

Чем дольше Джем жил на свете, тем сильнее верил, что жизнь – колесо. Она проходит полный круг и возвращает тебя к тем, кого тебе предназначено любить. У малышки было впечатляющее имя, и оно могло бы быть еще длиннее, включи они туда еще и вторую фамилию, Грей, но Тесса заявила, что чародеи сами выбирают себе фамилии (если, конечно, их дочь захочет стать чародейкой). А ведь Мина могла захотеть стать и Охотницей. Она могла стать, кем захочет, – она и так уже была всем.

Джем часто забывал себя, любуясь ею, но сегодня не стал надолго зависать в этом состоянии, и взял дочку на руки. Она растопырила ручонки, как удивленная морская звезда, и уперлась ими ему в ключицы – почти невесомая. Темные глазки раскрылись, девочка умолкла.

– Ах, вот оно как, – с тихим смешком сказала его жена. – Папина дочка.

– Она знает, я принес ей кое-что с Базара, – сказал Джем, осторожно втирая бальзам фейри в розовые десны.

Мина выворачивалась из его рук, брыкалась, словно плыла с кем-то наперегонки, но зелье подействовало быстро. Мина перестала биться, ее личико сделалось удивленным, потом просветлело, словно папа показал ей чудесный фокус.

Тесса говорила, что зубки у нее режутся рановато, но Мина вообще во многих отношениях личность выдающаяся и продвинутая, с гордостью думал Джем.

– Цянь цзинь, – промурлыкал он на ухо дочке. – С каждым днем ты все больше похожа на маму.

Она и правда очень походила на Тессу. Всякий раз, как он заводил об этом речь, Тесса и Кит смотрели на него очень скептически.

– Ну, она же младенец, и обычно выглядит как недовольная репка, – пожимал плечами Кит. – В хорошем смысле, если что. И похожа она на кого угодно…

Сейчас у Тессы было такое же выражение лица, как у него тогда.

– Все равно, – сказала она Джему. – Она – твоя копия.

Джем поднял Мину повыше и повернул к свету, придерживая головку рукой. Как же легко ее развеселить! Мина заворковала от удовольствия; магический свет заиграл на ее взлохмаченных черных волосах, на размахивающих во все стороны ручках, и Джема снова захлестнуло, ошеломило невероятное счастье, выпавшее ему на долю.

– Но… она же такая красивая, – попытался возразить он.

– И в кого бы это, ума не приложу! – рассмеялась Тесса и приникла головой к его плечу. – Я люблю тебя, Джем Карстерс, и буду любить всегда! Но ты дурак.

Джем прижал Мину к себе, и она прислонилась своей мягкой щечкой в ямочках к его щеке, что-то довольно булькая. С самого рождения она все время что-то бормотала – обращаясь к потолку и стенам, или просто уткнувшись в свои сложенные чашечкой ладошки. Бормотание становилось более звонким и оживленным на руках у родителей – а еще она разговаривала во сне, как мама. Она вообще все время болтала, а Джем все время слушал – и скоро он начнет понимать каждый звук.

Их дочь – вылитая Тесса. Джем это точно знал.

* * *

Проходя мимо палатки фейри, Янус застегнул куртку доверху, чтобы спрятать кровь. Пожалуй, сегодня он уже достаточно испытывал судьбу, пора и честь знать. Домой.

– Йо, Джейсон! – окликнула его юная черноволосая вампирша в голубом платье-мини.

Она выжидающе глядела на него, но, судя по тому, как назвала, они не могли быть настолько хорошо знакомы.

– Вообще-то, «Джейс», – мимоходом заметил Янус, продолжая двигаться в сторону выхода.

Он так и не понял, что сказал не так, но определенно что-то сказал. На ее лице будто вспыхнул сигнал тревоги, и она кинулась прочь сквозь толпу, но даже вампиру не обогнать Януса. Никому вообще не обогнать.

Он загнал ее в переулок, отвесил затрещину, когда она попыталась драться, прижал за руки к стене, приставил нож к горлу. Девушка продолжала сопротивляться.

– Ты не Джейс! – прошипела она, сузив глаза. – Что ты такое? Демон? Оборотень? Фанат Эрондейла?

Кажется, придется свернуть ей шею, подумал он. Вот не было печали. Вампиров убить трудно, но он все равно сильнее.

– Я – Джейс Эрондейл, – заявил он (какое облегчение сказать это кому-то… пусть даже тому, кто сейчас умрет). – Лучшая и более сильная версия, чем та, что живет в вашем мире. Хотя тебе этого не понять.