и даже хрустальную люстру — не подпилили ли ее злоумышленники, чтобы обрушить на головы зрителей. В театр допускали по именным билетам. Далеко не все местные начальники были удостоены приглашения.

Но в числе «профильтрованной публики» оказался Богров. Вопрос о том, как он добился билета в театр, крайне запутан. Впоследствии Богров заявлял, что он лишь ухватился за предложение начальника охранки. Подполковник Кулябко утверждал, что билет был выдан по просьбе самого агента с разрешения генерала Курлова и его помощников. Однако товарищ министра говорил, что не подозревал о присутствии секретного агента в театре. После этого Кулябко изменил свои первоначальные показания, пояснив, что он, возможно, превратно истолковал слова шефа. Но самое главное заключалось в том, что никто не мог вразумительно объяснить, не только с чьего разрешения, но и с какой целью был выдан билет. Богров сказал жандармам, что террористы дали ему прежнее задание — выяснить приметы министров. Нелепость этого была очевидна, так как портреты Столыпина продавались на любом перекрестке.

Задним числом Кулябко рассказал о ходе своих рассуждений: «У меня мелькала мысль, не есть ли поручения эти простой отвод Богрова, что, услав его в театр под видом наблюдения, они могут совершить покушение помимо него». Поэтому Богрову дали инструкцию следить за залом и в случае опасности предупредить жандармов. Это было еще более неуклюжее объяснение, поскольку единственный террорист, которого Богров знал в лицо, был Николай Яковлевич, оставшийся дома в плотном кольце филеров.

Так или иначе, примерно за час до начала спектакля из охранного отделения Богрову доставили билет № 406 в 18-м ряду партера. Допустив своего агента в театр, начальник охранки нарушил циркуляр Департамента полиции от 3 октября 1907 г., запрещавший использовать секретных сотрудников для наружного наблюдения. Кроме того, он грубо нарушил Инструкцию об охране высочайших особ, согласно которой осведомители не допускались в места присутствия императора. Надо сказать, что, нарушая правила, подполковник Кулябко следовал сложившемуся шаблону. В 1907 г. он посадил в театральном зале женщину-агента, которая должна была указать на террористов, готовивших покушение на тогдашнего киевского губернатора Курлова. В 1909 г. он использовал осведомителей в месте присутствия Николая II в Полтаве.

Возможно, поэтому начальник охранки был уверен, что и на этот раз все сойдет благополучно. В первом антракте он отослал осведомителя домой посмотреть, не исчез ли Николай Яковлевич. Богров вернулся с сообщением, что его гость на месте. Наружная охрана не хотела пропускать Богрова в театр, так как его билет был использован, но вмешался Кулябко и, взяв своего агента под руку, провел его в зал. В первом антракте второго действия жандармы вышли посовещаться в фойе. В это время, как вспоминал Кулябко, «мы услышали крики и треск. Первое впечатление было, что рухнул театр от перегрузки. Под этим впечатлением я и генерал Курлов бросились в зрительный зал». Их опередил полковник Спиридович: «Я вбежал в зал, по стульям добежал до министра Столыпина, бросился к схваченному преступнику и замахнулся на него саблей».

Премьер-министр был ранен двумя пулями, когда разговаривал у барьера оркестровой ямы с министром двора бароном В.Б. Фредериксом и земельным магнатом графом И. Потоцким. По словам киевского губернатора Гирса, «Петр Аркадьевич как будто не сразу понял, что случилось. Он наклонил голову и посмотрел на свой белый сюртук, который с правой стороны под грудной клеткой уже заливался кровью. Медленными и уверенными движениями он положил на барьер фуражку и перчатки, расстегнул сюртук и, увидя жилет, густо пропитанный кровью, махнул рукой, как будто желая сказать: “Все кончено!” Затем он грузно опустился в кресло и ясно и отчетливо, голосом, слышным всем, кто находился недалеко от него, произнес: “Счастлив умереть за царя”».

В это время блестящая публика, словно уличная толпа, избивала покушавшегося. Жандармский подполковник А.А. Иванов изловчился выхватить террориста из толпы и перекинул его через барьер. К задержанному подбежал подполковник Кулябко и, взглянув в его залитое кровью лицо, прохрипел: «Это Богров». Ротмистру П.Т. Самохвалову было приказано мчаться к дому Богрова и арестовать всех скрывающихся там злоумышленников. Вместе с филерами, сторожившими подъезд, жандармы ворвались в квартиру. Все 12 комнат оказались пустыми. «Где же ваши террористы?» — спросил ротмистр у старшего филера С.И. Демидюка. «Теперь ясно, что морочил он нас», — ответил тот.

II

Во время обыска из кармана арестованного были извлечены разбитые часы, стрелка которых застыла на отметке 11 часов 4 минуты. Буквально через несколько минут в курительной комнате театра начался допрос. Прокурор Киевской судебной палаты Г.Г. Чаплинский поручил допрос подполковнику Иванову, спасшему арестованного от самосуда. Во время допроса, вспоминал прокурор, в комнате появился полицейский пристав Тюрин и «заявил, что он должен немедленно, по поручению Кулябко, доставить Богрова в охранное отделение. Я объявил Тюрину, что Богров никуда из театра взят не будет». Резкий ответ Чаплинского объяснялся тем, что с первых же минут допроса начала выясняться роль охранки в этом деле. Богров откровенно признал: «Все рассказанное мною Кулябко было вымышленным».

Самое существенное Богров рассказал уже в этот вечер. На трех остальных допросах, продолжавшихся до 6 сентября, он вносил отдельные дополнения. Допросы проводили попеременно судебный следователь по особо важным делам В.И. Фененко и подполковник Иванов. Последний вспоминал, что «Богрова допрашивать было чрезвычайно трудно, он нервничал и постоянно отвлекался посторонними разговорами». Пока шли допросы, Столыпин был еще жив. Одна пуля легко ранила его в руку, но другая попала в грудь. Газеты писали: «Все оживляются надеждой. Столыпина спас покровитель Киева и святой Руси Владимир в образе орденского креста, в который попала пуля и, разбив его, изменила гибельное направление в сердце». На следующее утро после покушения раненый велел подать зеркало, посмотрел язык и улыбнулся: «Ну, кажется, на этот раз выскочу». Но бюллетени о здоровье премьер-министра оказались слишком оптимистичными. Пуля попала в печень. Срочная операция не помогла, и вечером 5 сентября Столыпин скончался.

Дело Богрова было передано из окружного суда, который иногда проявлял снисхождение даже к участникам террористических актов, в военно-окружной суд, от которого нечего было ждать пощады. Суд начался 9 сентября в Косом Капонире Печерской военной крепости-склада, где Богров содержался под следствием. Обвинителем выступал генерал-лейтенант М.И. Костенко, от адвоката подсудимый отказался. По словам Костенко, «во время судебного заседания Богров держал себя корректно и совершенно спокойно, говорил он, обращаясь больше к публике, в числе которой были министр юстиции Щегловитов, командующий войсками, его помощник, киевский губернатор и предводитель дворянства, комендант, чины гражданской и военной прокуратуры».

Помимо названных лиц, в каземате никто не присутствовал, так как суд проходил при закрытых дверях. Заседание