— Значит, восьмерка передается через тысячу?

— Нет, не так. Восемь — это не тысяча, а единица с тремя нулями. Шестнадцать — единица с четырьмя нулями. Символы чисел известны нам с детства, а здесь они приобретают иное свойство. И оперировать ими следует иначе. При сложении нулей с нулями и единицы с нулями сумма будет традиционной. А вот единица с единицей даст графическое изображение десяти, на самом деле — число два.

Лакированные панели машины матово поблескивали под потоком света. В квадратных и прямоугольных вырезах застыли ослепшие без тока крохотные лампочки. Слева, будто нарочно выдвинутые на кронштейне, круглились коричневыми пуговицами клавиши печатного устройства — процессора. Над ним застыл черный каучуковый валик с пропущенной поверх него узкой лентой плотной мелово-белой бумаги. В верхней части ленты виднелась бесконечная цепочка дырочек, пробитых в разной последовательности. Однако общим для всех узоров было то, что их комбинация вписывалась в небольшой прямоугольник и не превышала шести.

— Когда я работал с Душиным в Киеве, то опирался на свою теоретическую осведомленность... — Григорий положил руку на блестящую панель. — И здесь, во Львове, пользовался аппаратом математической логики при разработке модели рефлекторной дуги. Хотелось бы увидеть хотя бы самые элементарные приемы...

Василь одернул свитер, отчего белые олени беспокойно зашевелились на груди, сел за процессор, нажал на клавишу.

— Позвольте мне вслух подумать, чтобы самому набрать разгон... Я вот с чего начну... Вы бросаете вверх монету, не зная, что выпадет — орел или решка? Вы вытаскиваете из урны положенные туда разноцветные шары — какой достанете? Или бросаете кубики — что выпадет?.. — Василь по-мальчишески щеголял своими познаниями перед научными сотрудниками. Чувствовалось, что ему это было приятно. — В результате эксперимента мы получим случайную величину. Ее среднее значение является именно средним. Оно никогда не превышает наибольшего из возможных значений и не меньше самого меньшего, — продолжал Василь, жестами руки подтверждая сказанное. — Что же выходит? Вероятность всякого события есть правильная дробь, причем эта вероятность может равняться единице. Если это так, тогда определенное событие происходит при любом результате. В противном случае вероятность может равняться нулю, то есть действие не происходит ни при каких условиях...

— Может, хватит, Василь? Остальное уясним на ходу, — предложил Григорий.

Какими же предусмотрительными были Петр Яковлевич и Козак, послав его в командировку в Киев! Григорий боялся одного: как бы первое впечатление легкости от знакомства с машиной не превратилось в затяжной процесс. Ведь дорогая и сложная техника может стать обычным огромным арифмометром или счетами с молниеносной скоростью вычислений. Если подобное случится, то сколько драгоценного времени пойдет коту под хвост, сколько возможных открытий, догадок, предвидений не будет проанализировано, изучено, подтверждено или отвергнуто! Потеря времени, потеря темпа — самое страшное, самое ощутимое в наши дни, когда во всем мире мысли и прозрения стремительно рвутся к финишным лентам — кто быстрей?

— Хорошо, — кивнул Василь. — Где ваши задачки? Сейчас мы из них блинов напечем.

Если передать алгоритм, выработанный Василем и Олияром, обычным, будничным языком, он выглядел бы так.

Инженер Коваленко (объект икс) опоздал утром на работу (объект игрек). Он забыл дома свой перфопропуск. На проходной он не мог пройти через турникеты. Пришлось обратиться в отдел кадров. Пропал впустую час времени. Коваленко ожидали рационализаторы и изобретатели — он обещал рассмотреть их новые приборы, помочь оформить заявки. Коваленко сходил за справочником и инструкциями в технический кабинет. Потом короткий отдых — обед. После обеда Коваленко около часа просидел над завершением чертежей в конструкторском бюро. И наконец отправился на троллейбусную остановку. Домой!

— Нет, тут что-то есть неубедительное, непоказательное, — сказал Василь, сматывая на бобину отперфорированную ленту. — Надо вернуться назад. До послеобеденного перерыва. Многие рабочие и служащие ездят обедать домой. И что еще важно: в алгоритм войдут показатели работы городского транспорта.

— Нет, не надо! Лишнее! — возразил насупившийся Олияр.

— У тебя же система! — взял его за локоть Ромашко. — Слышишь, система учета рабочего времени! Сколько токарей, слесарей, конструкторов торчит на остановках в ожидании трамваев и троллейбусов! Сколько людей по вине городского транспорта опаздывает на работу! Надо все учесть.

Через час в перфоленту вклеили новые эпизоды. На обеденный перерыв Коваленко едет домой. После обеда полчаса ждет электромонтера. Потом забегает в детсад за сыном (или в поликлинику, аптеку, ателье). И снова трамвай или троллейбус.

Заложили склеенную и дополненную перфоленту в машину. Василь нажал на клавишу «пуск».

Заморгали, вспыхивая и угасая, разноцветные лампочки на панели. Закрутились барабаны бобин, наматывая десятки метров перфоленты. В продолговатом оконце запрыгали, отсвечивая рубиновым светом, быстро бегущие числа. С противоположного конца машины, где находилось пачатное устройство, донесся дробный, торопливый стук, поползла бумажная лента, испещренная цифрами.

— Так, давайте-ка посмотрим, что у нас наработал инженер Коваленко? — Василь оторвал ленту, стал разглядывать столбики чисел.

— Разве тут что-нибудь увидишь? — упал духом Олияр.

— Сейчас переведем машинный язык на обычный, человеческий. И — будьте здоровы!

После непродолжительного колдовства над столбиками цифр Василь подытожил:

— Инженер Коваленко за день «уделил» работе всего два часа и десять минут. Вот какой он трудяга!

— И что из этого? — пожал недоуменно плечами Григорий. — Ну, узнаем мы, сколько наш призрачный инженер сидел над кульманом или на унитазе, — и что? — Неприязнь к Олияру довлела над Григорием, поэтому он не смог сразу схватить суть, разглядеть сердцевину работы, проделанной им.

— Как что из этого? — подошел к нему Ромашко. — За три минуты машина произвела выборку... Табельщице на реальном заводе на это понадобилось бы полдня, если не больше. Это — во-первых. Во-вторых, поскольку точно определено количество рабочего времени, никто не будет платить инженеру Коваленко за хождение по поликлиникам, за ожидание монтера и так далее. А ты говоришь, «что из этого?».

Олияр нервничал, ерзал на стуле. Ромашко понял его муки.

— Орест Остапович, задержи Натали. Внеси коррективы в соответствующий раздел, она перепечатает. А мы тем временем ознакомимся с выводами.

Олияр схватил папку, побежал в приемную.

Савич подошел к окну. Постучал по стеклу пальцами:

— Та-та-так. Ты, Максим Петрович, вероятно, в позитивном плане решил проблему командировки Олияра?

— Но ведь польза видна... Решение только одной