Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Я прочту тетрадь, – перебил его Щукин. – И что с этим колье?
– Не знаю. Но не так давно мне позвонила одна наша клиентка, попросила номер сотового отца. Он тогда, наоборот, в мастерской редко находился, зато постоянно ездил с неопределенной целью по городу. Она не могла его отыскать, а телефон потеряла. Тогда же она сообщила мне, что у нее есть ожерелье и ей нужно узнать стоимость. Она приехала к отцу вечером, я видел, как она входила, а потом видел похожую вещь у отца, он прятал ее. Потом эту женщину убили…
– А как ее зовут? Чем она занималась?
– Она была директором кафе «Казачка», звали ее Вера Антоновна.
Щукин опустил голову от стыда. Он допустил грубейшую, непростительную ошибку. Ведь читал дело, в котором фигурировало имя Казимира Лаврентьевича! В протоколе достаточно подробно были изложены факты, как было найдено тело директрисы, кто бил тревогу, Архип Лукич их хорошо помнил. А вот встретиться с Казимиром Лаврентьевичем не додумался. Потому-то его и считают бездарным следователем, что не умеет сделать вовремя правильный шаг. Ай, как нехорошо, ай, как стыдно!
– На момент убийства колье было у вашего отца? – спросил он.
– Он сказал, будто бы Вера Антоновна забрала его.
– Будто бы? Вы сомневаетесь?
– Сомневаюсь, – признался Генрих, закуривая вторую сигарету подряд. – После того как Вера Антоновна привезла ему колье или похожее ожерелье, он стал торчать в мастерской. Я требовал у него объяснений, но отец отказывался со мной говорить, отрицал, что колье у него. Возможно, оно было у него до вчерашнего дня. Но я также допускаю, что он сказал правду.
– Скажите, Генрих, а почему вы вчера не били тревогу, когда ваш отец не приехал домой? Вы же обнаружили его утром? Так почему?
– Я звонил ему, спросил, когда он придет, а он грубо ответил, что у него много работы. Я разозлился и не стал больше звонить. Да и дома потом меня не было. После разговора с отцом я уехал… В общем, вернулся домой рано утром, поспал часа два, а когда проснулся, мать меня огорошила: отец не ночевал дома. Она, разумеется, подумала, что отец ходит на сторону. Ну, а я, естественно, помчался сюда… и нашел отца… вызвал милицию и «Скорую помощь».
– А где вы были ночью? – поинтересовался Щукин.
– У женщины.
– Имя, фамилия, адрес?
– Я не могу вам назвать ее имя, – заупрямился Генрих. – Она замужем… и пока наши отношения не хочет раскрывать перед мужем.
– Придется назвать, – сухо сказал Щукин. – И желательно вспомнить еще одного свидетеля, который бы видел вас у нее.
Генрих поднял на него растерянные глаза, затем лихорадочно перевел взгляд на одного оперативника, на второго и выдавил с трудом:
– Простите… вы меня подозреваете… что я своего отца… Вы в своем уме?
– А мы обязаны проверять местонахождение всех родных и знакомых на момент убийства, – отчеканил Щукин. – Так положено.
– Ну, знаете ли… – Генрих был в шоке, даже пот покатился по вискам. – Это… да делайте что хотите, но имени я не назову.
– Не кипятитесь, – приструнил его Щукин. – Наше дело найти убийцу, ваше – рассказать нам, где вы находились. И еще припомните, где вы были в ночь с десятого на одиннадцатое апреля примерно в час-два ночи.
– А что случилось в это время? – ощерился Генрих.
– Ничего, нам просто хотелось бы знать, где были вы.
– Я не помню. Да и кто вспомнит, что делал хотя бы три дня назад? Я не веду дневник, не записываю, где и во сколько я был. Извините, я не могу больше с вами разговаривать.
Генрих, не дожидаясь, когда троица выйдет из кабинета, ушел.
– Перебрали вы, Архип Лукич, с парнем, – заметил Вадик.
– Чего только на свете не бывает, и отец сына убивает, и дочь мать, – оправдался тот. Впрочем, подумал, что Вадик прав: поторопился он, но теперь уж поздно об этом сожалеть. – Ему придется доказывать свое алиби, придется. Зови, Вадик, охранника.
Охранник явился незамедлительно и при полной экипировке, как положено. Он не производил впечатления амбала, но был коренастый, накачанный и серьезный, важно хмурился. Щукин приступил к допросу:
– Вас, кажется, зовут Михаил… Скажите, где вы были третьего апреля?
– Не помню. По графику надо посмотреть.
– Я напомню. В тот день Казимиру Лаврентьевичу стало плохо, ему вызвали «Скорую». Вы же тогда дежурили? – допытывался следователь. Та дата интересовала его, потому что в тот день вечером Ксения Николаевна заметила, что за ней кто-то наблюдает в окно.
– Ну, да. При мне и случился приступ.
– Где вы были? Меня интересует не только день, но и ночь.
– Днем был в магазине, я же дежурил здесь. Этот день я запомнил хорошо. А вечером отсюда поехал в казино.
– Зарплата позволяет в казино гулять? – полюбопытствовал Вадик.
– А я не гуляю там, – через плечо бросил охранник. – Работаю.
– Сутками? – вытаращился Вадик. – А спишь когда?
– А я там посменно работаю, не каждую ночь.
– Спасибо, – закончил допрос Щукин.
Охранник Михаил пожал плечами, не понимая, с какой целью его спрашивали, где он проводит ночи, и ушел.
– Поверим на слово? – осведомился Гена.
– Посмотрим… – протянул Щукин. – Ему нет резона врать, в казино охранник на виду. Подъем, ребята. Едем ко второму ювелиру.
– А я думаю, справиться в казино все равно надо, – сказал Вадик. – Он мог прийти, а потом подмениться на пару часов и вернуться сюда.
– Вот ты и справишься, – усмехнулся Щукин, выруливая на дорогу.
1930 год, Харбин
Утро в Харбине начиналось задолго до первых лучей солнца. Анастасия жила в престижном районе, который назывался Пристань, – он тянулся от набережной до железной дороги. Район деловой, потому и улицы здесь звались по-деловому – Коммерческая, Биржевая, Аптекарская, Пекарная и так далее. А пересекались они от пристани с Китайской улицей, которая многим русским напоминала Петербург. Здесь жили и работали в основном русские, тем не менее улицы района Пристань кишели разнообразнейшим народом.
Анастасия жила за Китайской улицей на Офицерской. Тихо здесь никогда не бывало. Казалось, весь мир устремился в Харбин. Постоянно, днем и ночью, слышен был скрип колес да босоногое шлепанье рикш. От этого с ума можно было сойти. Иногда Анастасия думала, что китайцы вообще не нуждаются во сне, а русские здесь превратились в китайцев – такие же непоседливые. Так и хотелось всех усыпить снотворным, чтоб спали неделю. Заодно самой выспаться. Возвращаясь с работы, она пила таблетку снотворного и ложилась, надеясь не проснуться от шума. Надежды были тщетными, Анастасия хронически не высыпалась. Вполне вероятно, что это всего лишь ее обостренные нервы бурно реагировали на шумы, даже на шорох листвы.