Он расстроился, увидев, что глаза ее переполнились слезами. В следующий момент Ли повисла у него на шее, хлюпая носом и повторяя:

– Прости меня, я такая дура!

– Не плачь, милая. И давай договоримся на будущее – я не обещаю звонить тебе из командировок по пять раз в день. Но я всегда смогу что-то придумать, чтобы ты знала: я думаю о тебе.

– Нет-нет, ты вовсе не обязан. – Ли замотала головой, растрепавшиеся волосы упали на лицо. – Теперь я знаю, что все у нас хорошо, и мне этого достаточно. Я не заслужила твоих объяснений, и ты не должен...

– Но я хотел все тебе объяснить! И поверь – это первый раз в жизни, когда у меня возникло желание что-то объяснять женщине.

– Давай начнем все сначала? – смущенно предложила Ли.

– Почему нет?

– Добро пожаловать домой, Марк. Я так рада, что ты вернулся.

– Я тоже рад.

И это была чистая правда. А потом он поцеловал Ли. И понял, что это и есть его дом – запах ее волос, шелк ее кожи и теплое дыхание на его губах. Он дома.

Она улыбнулась ему, и глаза ее потемнели, как озеро перед дождем. Марк уже знал этот взгляд, и тело eго среагировало незамедлительно. По дороге домой он обещал себе, что не станет набрасываться на нее, хоть и чувствовал себя чертовски изголодавшимся. Куда важнее дать понять, что не только желание увидеть ее обнаженной и заняться любовью вело его, но и... хотя если она сама захочет, то почему бы и нет?

– Давай займемся любовью, – прошептала Ли.

– А пицца?

– У меня пока нет аппетита.

– Все, что пожелает моя королева.

* * *

– Ни за что, – упрямо сказала Ли, глядя на обращенные к ней лица.

На лицах были написаны ожидание и надежда.

Марк сделал шаг вперед и наклонился к ней:

– Прошу тебя. Нам не обойтись без твоей помощи.

– Но почему именно я?

– Потому что пока Кэнди здесь работала, Джимми Слейер с ума по ней сходил. И теперь если он снова тебя – то есть Кэнди – увидит, то наверняка потеряет голову и забудет об осторожности.

– Я решила никогда больше не становиться Кэнди.

– Воскреси ее буквально на чуть-чуть.

– Назови мне хоть одну вескую причину, по которой я должна это сделать.

– Могу назвать целых пять. – Марк принялся загибать пальцы. – Ради Стефани. Ради Стива. Ради Кейт. А также ради «Спелого персика» и «Яблоневого цвета».

Ли вздохнула. С ее точки зрения, он забыл самый веский аргумент: ради Марка.

– Как вы можете быть так уверены, что от воскрешения Кэнди будет хоть какой-то толк? Шпионка из меня никакая.

– Тебе не придется шпионить, – отозвался Колсон. – Я сам натаскаю тебя, научу, что делать.

– А это не опасно? – спросил вдруг Стив. – Если есть хоть какое-то сомнение, то я найду другой способ решить проблему.

– Никакой опасности. Мы просто хотим, чтобы она подождала Джимми после работы, потом зашла в ту пиццерию, где он работает, и поболтала с ним.

– Вы уверены? – спросила Кейт.

Ли была ужасно благодарна ей и брату за то, что они проявляли хоть какое-то беспокойство. Марк же, к ее глубокому разочарованию, совершенно не казался встревоженным.

Впрочем, он ведь профессионал. И она должна доверять ему. Кто, если не Марк Колсон, сможет правильно оценить опасность предстоящей ей миссии. Будем надеяться, он сделал правильные выводы. Должен, если она хоть чуть-чуть ему небезразлична.

– Но мне опять придется надеть «неотразимый натиск», – простонала Ли. – Воспоминание о нем и так превратилось в главный кошмар моей жизни.

– Я постараюсь компенсировать твои страдания, сестрюлька, – подал голос Стив.

Ли поняла, что деваться некуда, так почему бы немножко не нажиться, коли братец сам напрашивается.

– Как именно? – спросила она.

– Моя компания тоже готова заплатить, – сказала Кейт.

– Никакие деньги не возместят мук, которые я испытываю, надевая на себя это жуткое устройство.

Присутствующие растерянно переглянулись. Подкупить Ли оказалось нелегко. У нее есть все, чего стоит желать в этой жизни... ну, или скажем точнее – она на пути к тому, чтобы все это обрести.

– Пожизненное право бесплатно получать любую продукцию «Яблоневого цвета», – повторила попытку Кейт.

– То же самое относительно «Спелого персика», – подхватил Стив.

Впрочем, это была шутка, так как он уже сделал сестре такой подарок раньше. Хотя Ли считала, что работает не столько потребителем, сколько подопытным кроликом, когда дело касалось каких-то новых продуктов.

– Я соглашусь, но при одном условии, – торжественно объявила девушка.

– Говори! – прозвучало в унисон.

– Ты, – она ткнула пальцем в брата, – и ты, – палец переместился на Кейт, – пообещаете, что каждой большой шишке, которая встретится вам на пути, вы будете нахваливать компанию Марка.

– Идет, – быстро сказал брат.

– Договорились, – подтвердила Кейт.

Марк просто молча таращился на непредсказуемую девицу.

Но Ли, чрезвычайно довольная собой, почти не обращала на него внимания. Она решила пояснить свою позицию.

– Я действительно хочу получить то, о чем попросила, – сказала она. – И результаты должны быть весьма и весьма вещественными. Я в курсе, что вы знаете всех в этом городе, кто хоть что-то собой представляет. И все эти люди должны узнать, что когда вы решили объединиться в борьбе против корпоративного шпионажа, то именно Марк Колсон претворил ваше решение в жизнь. И каждый, кто не наймет его, – просто дурак. Ясно?

– Я сделаю лучше, – улыбнулась Кейт. – Во время следующей общенациональной конференции производителей косметики я проведу семинар на тему... ну, скажем: «Совместные действия компаний против промышленного шпионажа – гарантия успеха». И в подробностях изложу, как Стефани, – легкая нотка недовольства в голосе, – Стив – мед и молоко, – и я с пользой для наших компаний использовали фирму Марка.

– Название его фирмы должно прозвучать не менее пяти раз во время этого семинара.

– Легко.

– Если позволишь, я могу выступить на семинаре, – предложил Стив.

– Идет. Надеюсь, Стефани не придет в голову тоже поучаствовать, – добавила она.

Ли вздохнула и почти сердито сказала брату и Кейт:

– А теперь вам лучше уйти.

– Как скажешь.

Стив оглянулся и только теперь вспомнил, что Колсон все это время был в кабинете. Теперь все они смотрели на объект предстоящей рекламной акции, и Ли с тревогой рассуждала, что именно придало лицу Марка такое странно застывшее выражение. Вдруг он сердится? Или просто впал в кому?