Здесь, наверное, мне стоило спросить у него, почему он настолько низкого мнения о моих способностях, но мне нужна была в первую очередь информация, а не признание моих достоинств. Проигнорировав комплимент, я спросила, почему же он тогда продолжал вести дела с Баленски.

— Нас многое связывает. Когда-то давно мы работали вместе в России. Запутанная история.

— Еще бы!

— Когда он предложил мне приобрести Караваджо, я сразу понял, что это фальшивка. На такую историю может купиться только полный невежда. Но он же ничего не знал о картинах, не любил их. Для него картины были просто вещами, предметами купли-продажи! Знаете, какая у него была единственная любимая картина? — доверительно наклонился ко мне он. — Его собственный портрет работы Сафронова!

— Фу! — непроизвольно вырвалось у меня, потому что Никас Сафронов специализировался на портретах известных личностей в классической манере и, к примеру, изобразил российского президента в образе Франциска I. — Наполеон?

— Смешно! Нет, Петр Первый.

— Вдвойне смешно! Так почему же вы пошли на это? Зачем согласились купить Караваджо?

— Баленски были очень нужны деньги. Он на мели.

— На мели?!

— Такое бывает. Российское правительство заморозило все его активы, если он вернется, то его арестуют. Обычное дело.

— Вам, однако, как-то удается выходить сухим из воды.

Ермолов уже понял, какие выводы я сделала, ознакомившись с архивом Гиша. Казбич продавал Баленски не только картины, они использовали картины как прикрытие, а Разнатовича как поставщика и на самом деле торговали оружием. Ермолов не имел к этому никакого отношения. О чем я совершенно не догадывалась, так это о том, что Баленски навлек на себя неудовольствие российских властей. Как и многие его предшественники во времена постсоветской золотой лихорадки, он успел нажить слишком роскошное и дорогой ценой доставшееся состояние, чем и вызвал неудовольствие новой московской элиты. Все его активы заморозили, Баленски жил в кредит и отчаянно нуждался в деньгах, поэтому они с Казбичем состряпали всю эту историю с Караваджо. Казбич должен был продать картину, предположительно Баленски и Ермолову, а потом Баленски и Казбич поделили бы долю Ермолова пополам. В общем, красивая история для отвода глаз. Баленски хотел убедить Ермолова пойти на сделку тем, что сам собирался поучаствовать в «инвестиции». Вот почему Баленски так запаниковал, когда я заявила, что картина поддельная, и тем самым невольно сыграла на руку Ермолову. Возможно, Баленски даже думал все-таки переубедить Ермолова, застрелив меня.

— Но если вы знали, что это все бред, зачем же подыграли ему? Зачем пришли сюда сегодня?

— По политическим соображениям.

— Политическим?!

— Я должен был оставаться в близких отношениях с Баленски. Вам известно, что у меня в России есть… друзья в верхах? Они, то есть мы, решили, что для всех заинтересованных лиц будет лучше, если Баленски арестуют в Европе. Например, за мошенничество. Эта история с Караваджо была бы идеальным решением проблемы — он сам вырыл себе яму.

— Поэтому вы согласились заплатить ему?

— Я знал, что эти деньги мне вернут. Да и не такая уж крупная сумма.

Да уж, всего пятьдесят миллионов долларов… Для таких людей, как Ермолов, действительно копейки. Его рассказ напомнил мне цитату из книги Брюса Икина: «Для друзей — все, что угодно, для врагов — закон!»

— А как же люди Баленски? Вчера вечером я видела его с телохранителем.

— Их осталось раз, два и обчелся. Так, для видимости.

Письма, полученные Дейвом. Взлом моей квартиры и галереи. Во всем этом было что-то любительское. Как я могла подумать, что Ермолов дал бы мне уйти, если бы это все было его рук дело?

Казбич не подозревал, что Ермолов играет с ним, был готов на все, чтобы тот купил картину.

— Но ведь он работал и на вас! Вы ему доверяли?

— Когда-то доверял, а потом потерял к нему интерес. Мне нужно было просто разобраться с Баленски, вот и все.

— И вы не разозлились на него? Он же вас обманул! Вам не хотелось отомстить?

— Не вижу смысла в мести. Неэффективно, — добавил он, поднимая стакан и глядя мне в глаза, и я ощутила, как между нами проскочила искра.

Казбич знал, что я была на площади Одеон, и решил, что я знаю, где находится картина. Он предложил всю эту историю с «оценкой коллекции», попытался уговорить Ермолова надавить на меня, но его план рухнул, когда я отказалась от этой работы. Ермолов не рвался найти картину, поскольку провенанс уже был предоставлен, первый платеж внесен, но Казбич не успокаивался и хотел вынудить Ермолова заплатить оставшуюся сумму. И тогда он начал давить на меня, пытаясь свести с ума, что, как выясняется, ему вполне удалось. Ермолов считал, что призраки в моей квартире — дело рук Казбича, а потом к делу подключилась Елена.

— Да, Елена.

— Джудит, как вы видите, у меня есть свои принципы, и я им не изменяю. Не знаю, что вам наговорила Елена, она была и остается матерью моих сыновей. Я бы никогда не стал угрожать ей. Она… непростая женщина. Вечно всем недовольная истеричка. Постоянно пьет. Я отправлял ее к лучшим врачам, в клиники, но все бесполезно.

— Я видала и похуже, — отозвалась я, вспомнив свою мать.

— Просто поймите, что есть многое, о чем вы даже не подозреваете.

— Но вы собираетесь развестись с ней?

— Да. И Боттичелли я ей не отдам, хотя должен признаться, что оценил ваш романтический порыв. О Елене позаботятся, она ни в чем не будет нуждаться. Но я не думаю, что вы устроили все это, — махнул он рукой на люстру, — ради Елены?

— Елена решила использовать меня, чтобы получить картину. Поэтому она и приехала в Санкт-Мориц. Она считает, что без картины ей угрожает опасность. Но поскольку она многое знала обо мне, как и вы, мне нужно было узнать, как вы об этом узнали. Мне нужны были какие-нибудь сведения, которыми я могла бы шантажировать вас, поэтому я пошла к Разнатовичу. Я думала, что вы с Баленски вместе занимались торговлей оружием.

— Я знал о двух убийствах. Одно в Париже, другое в Риме. Кажется, итальянцы. Но я прекрасно понимал, что вы ничего не украли, хотя и сменили имя и фамилию.

— И все-таки.

— Мисс Тирлинк… — закатил глаза Ермолов.

— Если хотите, называйте меня Джудит. Это мое настоящее имя.

— Послушайте, Джудит, это не шутки! Я знаю, что люди думают о нас — что мы олигархи, убийцы, сажаем людей в камеры на Лубянке и они бесследно исчезают. Но поверьте мне, мы не расхаживаем с набитыми полонием карманами. У меня действительно есть свои принципы. Конечно, я не святой, поэтому ваше жуткое прошлое меня не особо шокирует, но не надо делать из меня персонажа из комикса!

— Что ж, с этим я, пожалуй, соглашусь, — отозвалась я, поглядывая на тело Баленски. — И все-таки как вы узнали о том, что случилось в Париже?