– Я согласна. – Егор вздохнул с облегчением и замер, услышав продолжение: – Но в моей комнате.

– Какая разница? – ровно спросил он, прищурившись.

Я быстро облизала пересохшие губы, от чего у него кадык дернулся и кулаки сжались.

– Не хочу тайком красться к тебе по ночам, а по утрам уходить к себе как… – я оборвала себя на полуслове.

Он криво ухмыльнулся:

– Значит – я буду бегать к тебе в постель?! Как пес к своей хозяйке…

– Я не это имела в виду, – нахмурилась, резко мотнув головой. – Не хочу, чтобы ты так считал и…

– Будут еще условия? – оборвал он меня.

Я нервно сглотнула. Разговор вновь пошел о слишком болезненном.

– И никаких временных меток на моем теле!

– Временных? – его брови в недоумении полезли на лоб.

– Ну вы же постоянно твердите мне, что во время… э-э-э… страсти кусаетесь и метите, а потом каждый перевертыш знает, кто с кем и сколько раз… – раздраженно выпалила я.

– Хочешь остаться нетронутой? – процедил оборотень сквозь клыки. – Для следующего? Зря надеешься, рысеныш, ты моя!

Я и сама вскинулась на него:

– Нет, просто хочу оставить свободное место для твоей брачной метки!

Егор хмыкнул и с мрачным любопытством поинтересовался:

– Почему именно я?

Я вытянулась в струнку – неожиданный вопрос. Пожевала губу, нахмурилась и вернула ему вопрос:

– А почему именно я?

– Что – ты? – он наклонил голову набок, с иронией глядя на меня.

– Почему именно меня ты хочешь затащить в свою постель? Разве вокруг мало женщин? Даже не меченых?

Он усмехнулся, по-прежнему разглядывая меня:

– Потому что хочу именно тебя.

Горькая правда, но стать в чем-то исключительным объектом его желания и страсти – уже маленькая победа. Даже улыбнулась, хоть и не смогла скрыть грусть:

– Потому что я люблю именно тебя.

Темные идеальные брови сошлись на переносице, но Егор не хмурился, а скорее осмысливал, принимал мое признание вместе с условиями. Заметно расслабился, повел мощными плечами, словно сбрасывая давивший груз. И вдруг – подхватил меня на руки, заставив ахнуть и вцепиться в него.

– Ксень, хватит болтовни. Раз уж решили…

* * *

Дверь своей спальни я открывала и закрывала сама, пока любимый, до этого бесшумно и стремительно пронесшийся по коридору, держал меня на руках. Подошел к кровати, резко откинул покрывало с одеялом, сел, устроив меня на своих коленях. Я развернулась в его объятиях, подняла руку и неуверенно провела по высокому лбу, вискам с выступающими треугольниками черных волос, гладкой щеке, которая не кололась щетиной, как у людей. Перевертыши умеют контролировать рост волос, по крайне мере, на лице точно. И глаз не могла отвести от волевого лица с резкими, но красивыми чертами.

Егор сощурился, пряча внимательный взгляд за длинными густыми ресницами. Смотрел мне в лицо, наблюдая за эмоциями, наверное. Я же чувствовала его нетерпение, радость и предвкушение. У него в душе разливалась нежность, я четко ощущала, ведь раньше ее не было. Потянулась к его губам, что так манили, но в этот момент он начал медленно, наблюдая за моей реакцией, развязывать на мне халат. Полы черного шелка легко разошлись, обнажая мою светлую кожу, контрастируя с ней, затем под ткань скользнули его руки.

Длинные пальцы ласково коснулись вершинок груди, погладили их, чуть стиснули. Я всхлипнула от удовольствия, отозвавшегося тянущей волной внизу живота. А его ладони накрыли обе мои груди, слегка сжимая, приподнимая. Словно уловив мое желание, он потянулся ртом к груди, обхватил губами и приласкал вершинку языком, затем приник к голой коже второй груди. Я зарылась пальцами в его волосы, притягивая его голову ближе, желая большего… И услышала свой стон. Или урчание?

Губы пересохли, я облизала их, тут же привлекая к ним внимание.

– Поцелуй меня… сама! – глухо не то попросил, не то приказал мой мужчина.

– Я хочу, чтобы ты знал, Егор. В той жизни у меня были отношения с мужчиной. Мы долго встречались, но ничего не вышло… в итоге.

– Почему? – его пальцы снова сжали чувствительную вершинку груди, заставив выгнуться и всхлипнуть.

– Не смогла… полюбить его… – прошептала я.

– Я рад, – голос Егора предательски скрипнул – снова эмоции зашкаливают, и горло перехватило.

– Я о том, что отсутствие меток не означает невинности, – пояснила, неловко чувствуя себя, будто в чем-то виновата.

Кажется, он понял, о чем речь. Одной рукой обнял за шею, а второй продолжал ласкать обнаженную грудь, заставив выгнуться сильнее, податься к нему. И бедром ощутить его подрагивающую от напряжения возбужденную плоть.

– Котенок, ты скоро поймешь: тот опыт ничего не значил, – большим пальцем помассировал затылок, затем местечко между шеей и ключицей, вдохнул. – Только оборотень способен по-настоящему удовлетворить. Особенно… самку.

Егор спустил с моих плеч халат, от чего по коже побежали мурашки: то ли от легкого страха, то ли от нарастающего желания. Теперь он носом коснулся впадинки у шеи и плеча, жадно вздохнул и зубами легко прикусил кожу.

– Ты обещал не метить… временно, – пискнула я, упираясь в его плечи.

Честно говоря, опять испугалась, почувствовав клыки у своего горла. Застарелый страх не спешил отпускать. А оборотень словно дразнил, едва ощутимо покусывая кожу вдоль пульсирующей артерии на шее, добрался до гортани, продолжая в том же духе. Я глубоко вдохнула, и неожиданно страх отступил – верно, моя рысь вмешалась и решила, что самцу с таким запахом можно довериться. Вцепившись в его плечи, наверное, даже царапая ногтями, я откинула голову назад, открываясь полностью. Вверяя свою жизнь мужчине, которому отдала сердце.

Он провел языком от основания шеи до уха, потом притиснул к себе и сжал в объятиях.

– На тебе будут только мои метки, я уже пообещал, радость моя.

Я промолчала, чтобы не давить. Потянулась к его губам за поцелуем и, насколько хватило дыхания, наслаждалась их мягкостью, вкусом, который готова была смаковать вечность. Дальше инициативу перехватил Егор, откровенно довольный, что дорвался до желанной женщины.

Уложил на спину и, нависнув надо мной, вытянулся вдоль. Потерся. Я всем нутром ощущала его темное дикое желание, но вел себя любимый так, словно никуда не торопился. Смотрел и не мог насмотреться и довольно жмурился. Его губы постоянно тянулись к ключице, а руки успевали везде, не оставляя без ласки ни единого кусочка моего тела. Мне оставалось только стонать и выгибаться в его объятиях от сказочно прекрасных ощущений, особенно когда его пальцы, добравшись до чувствительной кожи между моих бедер, проникли внутрь, заставив зажмуриться и вскрикнуть. Он умел и желал дарить наслаждение и доводил меня до чувственного безумия, а сам наблюдал темнеющими глазами: золотой постепенно сменился янтарным темным, лихорадочно поблескивающим. А стоило мне достигнуть вершины наслаждения и глухо, стискивая простыни пальцами, застонать, его самообладание тоже снесло волной моего удовольствия.