— Скорее, не донес, — покачал головой Егор. — Скорее, просто все организовал. Чужими руками. А он далеко не дурак, этот булочник. К послушнику при Святой Деве в доверие втерся и от мавров, опять же, сбежал.

— Что вы там говорите, сеньор?

— Да так… про себя кое о чем рассуждаю.

— О Аллах, Всемогущий и Всеведающий! Как могло такое случиться, как? Эх, Хаким, Хаким…

Халед ибн Хасан (он же — Алонсо де Ривера) вне себя от ярости хватанул кулаком по стене часовни, даже не заметив, что разбил руку в кровь. Еще бы! Было от чего прийти в неистовство: еще вчера все казалось таким замечательным и спокойным, все удавалось, шло так, как и должно было идти. Поймали Нелюдя, с его помощью похитили Черную Святыню, теперь вот везли, точнее — тяжелую статую Нелюдь и тащил на плече. Тащил…

— Что с Хакимом, мой господин? — подойдя ближе, негромко спросил Заир. Умное вытянутое лицо его ныне выглядело печальным. — Негоже его тут бросать…

— Бросать? — гневно сверкнув глазами, Халед расхохотался, громко, цинично и горестно. — Как бы не так! Теперь уж мы все эту проклятую часовню не бросим. Где статуя?

— М-м-м… — Заир растерянно оглянулся. — Нелюдь не взял ее.

— Ну, правильно, — скривил губы красавчик. — Зачем она ему? Другое дело, что и мы теперь ее не возьмем, просто с места не сдвинем!

— Но… может быть…

— Попробуйте!

С усмешкой махнув рукой, главарь мавров уселся на плоский серый камень. Заир обернулся к воинам, выбрал троих самых сильных:

— А ну-ка, парни!

Похищенная Мадонна, тщательно завернутая в плотный кусок ткани, лежала все там же, куда ее и положил пленник, вернее, куда ему велел положить Халед — в неглубокой нише у самого основания башни, в зарослях крапивы, чертополоха и лопухов. Подойдя к статуе, воины наклонились, ухватив Смуглянку, поднатужились так, что на руках и могучих шеях вздулись, напряглись синие вены…

— Попробуем подвести под нее ремни, — искоса поглядывая на своего командира, предложил Заир. — Армак, Исмаил! А ну-ка… Вон туда, туда заводите… ага… И-и-и… раз… еще немного, эй… И-и-и…

Ремни с громким треском лопнули, и вся троица богатырей повалилась наземь, вызвав недобрый хохот красавчика Халеда.

— Не трудитесь! — Главарь поднялся на ноги. — Ее не могли вывезти даже свои! Мардар ибн Саид недаром указал нам на Нелюдя… только он мог. Да еще великий халиф Германии и Руси Георгий. И ведь он тоже был у нас в руках! О Аллах, за что такая несправедливость? Или мы мало молили тебя, а бедняга Хаким даже обещал совершить хадж в Мекку?! Где теперь Хаким? Вот он, лежит с растерзанным горлом, мертвее не бывает. И что я скажу его матери, Фатиме? Что ее сын погиб по собственной глупости? Ну а как иначе все расценить? Скованный цепью пленник легко справился с молодым вооруженным воином? Как такое могло случиться?

— Но, господин… — отворачиваясь от сконфуженных воинов, осторожно промолвил Заир. — Ведь этот шайтан не вполне человек, я думаю, он лишь притворялся покорным, а потом, возможно, перекусил цепи зубами и… — Воин развел руками и горестно вздохнул. — На месте несчастного Хакима мог быть любой из нас. Тем более вы, господин, сами сказали, что колдовское зелье Мардара превратит Нелюдя в безвольную куклу. Все так и было! До этой ночи, увы.

— Я всегда знал, что ты умный человек, дружище Заир. — Халед ибн Хасан прикрыл глаза, дабы не выдать вновь охватившего его гнева. — Ай да молодец! Сразу нашел виновного. Конечно же, растяпа Хаким ни при чем, во всем виноват колдун — а как же! Кто же еще-то? Зелье подвело? А где глаза ваши были? Впрочем… как и мои.

Махнув рукой, красавчик подошел к самому краю пропасти, поставил ногу на груду камней и, посмотрев вдаль, на таящиеся в утреннем зыбком тумане синие вершины гор, произнес уже куда тише и, как это ни странно, безо всякого гнева:

— Что теперь говорить, когда нужно делать дело. Похороните погибшего, и мы все помолимся за него, а затем… Заир, я вижу, ты уже отправил погоню?

— Да, господин. Одновременно с тем, как разбудил вас, так и послал. Молодого Феттаха и Али, они у нас самые быстроногие. Почему-то подумал, что беглец вряд ли двинется по дороге — ведь там его очень легко настигнуть, поймать. — Воин поклонился и приложил руку к сердцу: — Боюсь, все же мне нужно было подождать вашего слова.

— Нет-нет, ты все верно решил, славный Заир, нечего было ждать, да пошлет Аллах парням нашим удачу. — Халед ибн Хасан повернулся и задумчиво посмотрел на истерзанное тело юноши. — Похороните. И быстро — в путь. Ты, Заир, останешься здесь — будь настороже и жди наших… Остальные — расспросите о беглеце всех: крестьян, пастухов с горных пастбищ, паломников. Нелюдь все же не бестелесный дух — ему нужно что-то есть, где-то спать, да и летать он не умеет. Кому-нибудь да на глаза попадется! Только не вздумайте спрашивать прямо в лоб… просто заведите разговор о странных людях… Ты что-то хочешь сказать, Заир?

— Да, господин. Нелюдь — никакой не странный. Он вполне обычный с виду и по повадкам. Улыбчивый, дружелюбный… Думаю, не так-то просто будет хоть что-то о нем разузнать.

— Хорошо, — кивнул Халед. — Тогда просто поинтересуетесь чужаками: мол, друга своего ищете, паломника, монаха… Нет, не монаха — он ведь вполне может переодеться, украдет чужое платье или кого-нибудь убьет. А ночлег нам надо перенести в другое место — зачем привлекать внимание? Заир, где-нибудь поблизости что-нибудь подыщи, здесь же будем оставлять часового… лучше даже двух. Здесь же ничего специально не прибирайте, но только Мадонну закидайте камнями, так, чтоб никто не смог найти. Доблестного Хакима похороним не здесь — у ручья. Вам все ясно?

— Да, господин.

— Теперь давайте помолимся за нашего погибшего героя. Самые красивые гурии, вне всяких сомнений, ждут его в раю!

* * *

Когда Егор наконец добрался до развалин часовни Святого Искле, он истекал потом. Внизу, в долине, принося прохладу, дул легкий ветерок, а здесь стояли духота и безветрие, и колыхающиеся клубы серовато-голубого тумана неспешно стекали по склонам в усыпанное камнями ущелье, к ручью. Пахло жимолостью, сосновой смолой и еще чем-то пряным — шалфеем или птичьим пометом… чем-то таким.

Разослав свою ватажку по окрестным деревням, князь решил осмотреть развалины самолично — чем-то привлекало его это давно заброшенное недоброе место: очень уж оно подходило для убежища, тем более не далее как прошедшей ночью там горел костер. Если правда не показалось — может, это просто призрачный свет луны отражался в камнях?

Внимательно осмотрев развалины, молодой человек заглянул в башню, не обнаружив там ничего интересного, кроме птичьих гнезд да разросшихся кустов ежевики. Та же ежевика в изобилии росла и по склонам, развалины же захватили чертополох, лопухи и крапива. Хорошо еще борщевика нигде не было видно, наверное, не рос он здесь, борщевик.