земле труп, вырастив из него быстроногую мёртвую женщину-зомби, бегунью, которая, как ни старалась, никак за ней не поспевала. Впрочем, это не важно, и той ночью тоже не имело никакого значения. Главное было – не отставать. Она знала, что я бегу изо всех сил на своих подламывающихся костлявых ногах. И понимала, что я не могу нестись вместе с ней на четырёх лапах, хотя мне мучительно хотелось разделить вместе с ней это наслаждение. Ева была призраком волчицы, и я мечтала бежать так же, как она. Призрак волчицы свободнее чокнутой особы с брюхом, набитым лекарствами. Именно таблетки сделали меня слишком непреклонной, чтобы опуститься на четвереньки, а не морфология крестца, таза, бедра. Они оказались тем ядом, против которого даже она была бессильна.

Выпрямившись, на двух ногах, я бежала, пока мои ступни не закровоточили. Перед тем как положить меня в могилу, Ева выбросила мои одежды, которые разорвала во время приступа голода, поэтому после своего воскрешения я оказалась голой, как и она. Я превратилась в её искалеченную сестру, схожую с ней намерениями, если не соразмерным обликом, светло горящим[89] на Валентайн-роуд, Дороге иголок, пока ничего не подозревающие фермеры и фермерские жены уютно спали в своих кроватях. Но зато нас слышали лошади и коровы. И козы, они тоже нас услышали. Я сбилась со своего жизненного пути, запутавшись в иллюзиях медикаментозного суррогатного здравомыслия. Я заблудилась, и Ева позволила мне танцевать под звёздным небом с длинноногим зверем, в которого превратилась обнажённая женщина на обочине дороги. Вы представить себе не можете, как восхитительно было (и будет) неизбежное, стремительное схождение этих двух дорог. Вот что Абалин хотела украсть у меня: воспоминание о блаженстве этой жуткой тарантеллы, этого «данс макабр». Я рухнула среди безмолвных полей, бледных, как кондитерские изделия с сахарной пудрой, разделённых каменными заборами ещё со времён Израэля Патнэма. Я лежала не двигаясь, и она взгромоздилась на меня сверху. Она смотрела на меня сверху вниз, пылая в темноте малиновым блеском голодных глаз, ненасытная и распутная, и я раздвинула ноги для волчицы, которой она всегда была. Её влажный чёрный нос обнюхивал меня, прежде чем грубо перевернуть на живот и израненные груди, оседлав в волчьей манере.

– Вы в Доме Волка, casa del lobo, юная леди, так что ведите себя хорошо и делайте всё по нашему обычаю. Ты будешь трахаться так, как трахаются волки.

Женщина в поле – что-то её схватило.

«Fecunda Ratis».

Она вспахивала меня, как вспахивают поле весной. Она закопала меня во второй раз, посеяв семена ревности, поскольку я уверена, что Абалин почувствовала на мне её мускусный запах, когда я вернулась домой той ночью. Это ведь сказка, правда? Да, это всё сказки, даже если фей не существует. Ведомый пикси, пиксельный, глупый, непослушный ребёнок забредает в самое сердце леса с привидениями и встречает хищного дьявола в обличье волка, который вскорости обещает, что я пригоню тебя к дому Кэролайн и, более того, буду любить тебя по-настоящему, позволь мне обнять тебя, мне всё равно, что ты безумна. Я буду любить тебя вечно. Откинь в сторону одеяло, чтобы найти её, ожидающую тебя на полях под паром, найти и вспахать.

(За окном снова появилась Абалин, но на этот раз я не обращаю на неё внимания.)

Карминовая девушка, которая была мной, то есть я сама, вышла из ложбины между холмами, рука об руку с La Bête, думая о том, как же мне повезло. Лелея надежду, что смогу родить ей щенков, избавившись от пустоты внутри. Пустая девушка-ракушка за кассой, а люди шепчутся о ней за её спиной, они не знают, что она об этом знает, либо им просто наплевать. Ставлю на последнее. Пустая девушка-устрица, наконец-то переставшая быть пустой. Я вернулась к своей машине, её фары все ещё пронзали ночной мрак своими белыми лучами, заставляя снежные сугробы сверкать. Ева шла рядом, слева от меня, а затем позволила мне пристегнуть её ремнём безопасности. Дорога была скользкой и коварной, и иногда я превышала скорость. Ведомые пикси девушки, которые сбиваются с пути, не слишком беспокоятся о правилах дорожного движения. У них свои правила и ограничения, неизгладимо начертанные на их схожей с палимпсестом коже, чтобы можно было прочитать волкам.

Вот моя история о призраке волка, который кричал: «Девочка!» Призрак убитой волчицы, которая после рокового выстрела из мушкета столетиями бродила в одиночестве, если не считать призраков других волков, которые составляли ей компанию. И каким-то образом она забыла, что когда-то была волчицей, лишённой себе подобных собратьев, чтобы продолжить свой род. Она просто это забыла. Но к тому времени она успела насмотреться на такое количество людей – мужчин, женщин и детей, – что позабыла, кем является, посчитав себя всего лишь обнажённой женщиной на обочине Вэлентайн-роуд. Либо дело было вовсе не в забывчивости. А если она усвоила урок, что главную опасность для волков несут мужчины, а женщины более безобидны, поэтому сшила себе женскую шкуру и натянула её на себя? Костюмчик оказался удобным, но ей приходилось следить за тем, чтобы её когти не порвали кожу перчаток и никто не заметил её клыки.

Призрак замаскированной волчицы.

Сумасшедшие могут видеть таких призраков, и наше прикосновение может помочь им обрести плоть. Такой её увидела Абалин, когда мы вернулись на Уиллоу-стрит. Если бы это Абалин повстречалась с тем, на что наткнулась я, то ничего бы не заметила, продолжив ехать, ехать, ехать и ехать дальше, даже не обратив внимания на это чудо. Как поступали все, начиная с 1742-го или 1743-го, или 1947 года, до встречи с безумной Индией Морган Фелпс, бесёнком с Уиллоу-стрит, которая остановилась, чтобы узнать, всё ли с ней в порядке и не нужна ли ей помощь. Я заметила, что она молчит, ещё не научившись пользоваться своим заимствованным женским языком. В конце концов она успешно им овладела, а это значит, что ещё больше потерялась в какофонии существительных, гласных, причастий, прилагательных, глаголов и всего остального. Я немного виню себя за это. Ведь это я сыграла роль помощника в её психотическо-амнезиальном маскараде.

Пока я упорно отводила взгляд от окна, ворона-Абалин снова улетела. Думаю, больше она не вернётся. По крайней мере, не сегодня. Чёрная птица сигнализирует о лжи, если только предположить, что она сама лжёт. Путешествуя по сказкам, нужно подчиняться сказочным законам. Во время блужданий по историям с привидениями следуют готическим и викторианским правилам. А я прокладываю свою тропинку сразу через обе эти территории,