Они, конечно, знали, что люди-лошади собрались отовсюду, но это несметное полчище превосходило самые смелые ожидания. И вообразить хоть на миг, что Фаланга может устоять против этакой силы? Скоро прошел слух, что в столицу вступят на рассвете, а пока надо устроиться потеплее и ждать. Все радостно загомонили, словно сражение уже было выиграно. Герлинда запрыгала на месте и кинулась обнимать Милену.

– Чему ты так радуешься – ночи на морозе? – удивилась девушка. – Мы же все тут околеем до утра!

Герлинда непонимающе уставилась на нее, потом сказала просто:

– Да нет! Миром согреемся.

Она знала, о чем говорит, и в самом деле, ночь, обещавшая быть ужасной, оказалась волшебной. Быстро натаскали дров, и затрещали костры, вздымая к темному небу огненные языки. Милена боялась замерзнуть? Не раз за эту ночь ей с трудом удавалось настоять, чтоб дали уступить кому-нибудь место у самого костра, где люди грелись по очереди, без споров сменяя друг друга. Она боялась, что еды на всех не хватит? Хватило, и с избытком! Изо всех мешков повытаскивали караваи хлеба, окорока, колбасы, яблоки, вино, даже шоколад! Стоило Милене сесть, как тут же кто-нибудь становился на колени у нее за спиной и грел ее в объятиях. В первый раз она подумала, что это Бартоломео или Дора, ну, может быть, Герлинда. Кто бы еще позволил себе такую вольность? Но оказалось, это какая-то незнакомая женщина-лошадь. Милена, в свою очередь, тоже делилась теплом с людьми, которых видела впервые в жизни, и узнала, что давать так же радостно, как получать. Рассвет встречали одеревенелые, невыспавшиеся, топая ногами, чтобы согреться, но у всех было чувство, что они сообща одолели эту ночь, выжили, и теперь их ждут великие дела. Над погасшими кострами еще подымались тонкие дымки. Небо, пасмурное накануне, расчистилось, и в ясном морозном воздухе стали отчетливо видны другие холмы, тоже усеянные тысячами людей, долина, по которой уже двигались передовые отряды, и вдалеке – сверкающая лента реки.

Толпа зашевелилась, тронулась, и хорошо было снова шагать всем вместе. Кто-то начал напевать:

В моей корзинке нету сладких вишен,

сеньор мой,

румяных вишен нету

и нету миндаля… —

и все подхватили – огромные люди-лошади и просто люди, те, кто пел правильно, и те, кто фальшивил:

Ах, нету в ней платочков,

нет вышитых, шелковых,

и нету жемчугов.

Зато в ней нету горя, любимый,

Нет горя и забот…

Пели все, кроме Милены. Голоса возносились вокруг нее – безыскусные, неумелые, нестройные, но полные истовой веры.

– Ты не поешь? – удивилась Герлинда.

– Нет, – сквозь ком в горле ответила Милена. – Я слушаю. Имею же я право хоть раз в жизни послушать…

Вдруг мальчик-лошадь лет двенадцати, плотный и крепконогий, весь красный и запыхавшийся от долгого бега, вырос перед Бартоломео и потянул его за рукав:

– Там тебя господин Ян зовет. С твоей дамой.

– С моей дамой?

– Да, с дамой Миленой.

– А где он?

– У моста. Я проведу.

– Я с вами! – крикнула Дора и, не дожидаясь ответа, поспешила за ними.

– И я! – кинулась следом Герлинда.

Им пришлось сперва прокладывать себе путь сквозь толпу, отчаянно работая локтями, а потом мальчик вдруг свернул налево, и через несколько десятков метров они каким-то чудом оказались одни на круто сбегающей вниз тропе.

– Ты знаешь короткий путь? – крикнул Бартоломео.

– Да! – отозвался мальчик, который спускался впереди, пиная башмаками камушки. – Я тут живу!

– Где? – спросила Милена, не видя вокруг никаких признаков жилья.

Мальчик не ответил и прибавил шагу. Они уже почти спустились с холма и теперь огибали какие-то заросли, искрящиеся от инея. Под ногами хрустела мерзлая трава.

– Подождите! – окликнула Дора. Они с Герлиндой сильно отстали. – У него, похоже, сапоги-скороходы, у этого мальчишки!

Маленький гонец даже не оглянулся и мчался вперед все так же стремительно. Со спины его трудно было узнать, таким легким и грациозным он теперь казался – словно вдруг вырос. Скоро и Милена выбилась из сил.

– Не могу больше! – выдохнула она. – Беги, Барт, я тебя там догоню!

Юноша припустился за проводником, который мелькал впереди, гибкий и воздушный. В несколько прыжков он почти догнал мальчика.

– Не гони так! Мы за тобой не поспеваем…

Между тем как небо на востоке все ярче розовело и голубело, откуда-то издалека стал доноситься сухой треск, словно от веток в костре. Две фигуры, большая и маленькая, все неслись вперед, перепрыгивая через кусты и канавы. Бартоломео никогда в жизни не одолевал таких расстояний за столь короткий срок. Морозный воздух раннего утра свистел у него в ушах. Голова гудела от шума собственного дыхания.

– Далеко еще? – крикнул он через какое-то время, изнемогая от беспокойства.

– Нет, – сказал мальчик и с разбегу остановился как вкопанный. – Уже пришли!

Он стоял, подбоченясь, прямой и неподвижный, и было что-то ангельское в его бесхитростном лице. Бартоломео опешил: мальчик даже не запыхался, но главное, он совсем не походил на себя давешнего. Как будто это был уже кто-то другой.

– Ничего себе! – вырвалось у юноши. – Ты что, волшебник?

– Да, – ответил мальчик и показал на возвышающуюся слева насыпь:

– Тебе туда, наверх! Я дальше не пойду, мне нельзя.

Бартоломео, не зная, что и думать, полез, помогая себе руками. На полдороге он оглянулся – у подножия насыпи никого не было. Безуспешно поискав глазами странного маленького проводника и убедившись, что он исчез, Бартоломео полез дальше. А когда добрался до самого верха, обнаружил, что стоит в каких-то ста метрах от входа на Королевский мост. Глянул туда – и похолодел от ужаса.

Люди– лошади, с палками и пиками, грозной толпой теснящиеся у входа на мост, пытались перейти реку. Над ними густым облаком стоял пар. А на другом берегу в сотне крытых грузовиков, стоящих в ряд, засели солдаты и встречали их ружейным огнем. Мощные тела павших уже усеивали мост. Но хуже всего было то, что люди-лошади на переднем крае так и лезли на приступ, не обращая внимания на стрельбу, сеющую смерть в их рядах. На глазах у Бартоломео двое совсем юных парнишек бок о бок ринулись на мост, размахивая палками. Не успели они добежать до середины, как грянули выстрелы. Первому пуля попала прямо в грудь: он подпрыгнул, словно в каком-то нелепом танце, взмахнул руками и рухнул ничком. Второй, раненный в бедро, пробежал еще, спотыкаясь, метров десять, прежде чем и его прикончили. Падая, он яростно швырнул палку в сторону своих убийц.

– Стойте! – в ужасе заорал Бартоломео.

Но уже новые десять человек, сомкнувшись плечом к плечу, устремлялись в атаку. Они прикрывались, как щитами, какими-то досками и кусками кровельного железа. Несмотря на свою силу и напор, эти тоже прошли не дальше своих предшественников. Их скосили одним залпом. Только двое, настоящие гиганты, удержались на ногах. Шатаясь, они добрели до первого грузовика и, ухватив за шасси, хотели его перевернуть. Солдаты, видимо, подпустили их так близко просто для забавы: сухо щелкнули два выстрела, и с беднягами было покончено.