Вдруг все разом замерли: дверь отворилась, и вошли двое солдат. Стал слышен шум арены, отдаленный и угрожающий, – глухое рычание чудовища, засевшего где-то там, которому их готовят в жертву. Вслед за солдатами вошел Мирикус, и голос его гулко раскатился по камере:

– Флавиус!

Гладиатор, полуобнаженный, лоснящийся от пота, медленно, с остановившимся взглядом двинулся к выходу. Его жесткое лицо со стиснутыми челюстями выражало одну чистую ненависть. Все, мимо кого он проходил, чуяли это и сторонились. Едва дверь за ним закрылась, Милош кинулся к Василю и затормошил его:

– Василь! Ну-ка, вставай!

Тот не шевелился, и он буквально поднял его, поставил на ноги, сунул в правую руку меч.

– Давай, Василь! Бейся!

Василь стоял перед ним с самым жалким видом, бессильно свесив руки. На нем лица не было.

– А ну, бейся! – заорал на него Милош и принялся бить мечом плашмя по рукам, по ногам, вынуждая защищаться.

Человек-лошадь не реагировал. Наконец он все-таки поднял было меч, подавая надежду, что сейчас выйдет из апатии, но тут же выронил его, со всех ног кинулся в угол и скрючился в жестоком приступе рвоты.

Презрительный смех Деликатуса никто не подхватил. Василь тоже оставил его без внимания. Он вернулся к Милошу, утирая рот рукавом, подобрал свой меч и бледно улыбнулся товарищу:

– Вроде получшало…

Лицо у него было уже не такое белое. Он снял рубаху и стал отвечать на удары партнера ударами, на взгляд Милоша, совершенно несостоятельными.

– Да проснись же ты, ради бога! – прикрикнул он. – Тебе драться через несколько минут, забыл?

Его подмывало броситься на Василя, сделать ему больно, даже, может быть, ранить, лишь бы заставить его расшевелиться, защищаться по-настоящему. Он уже готов был так и сделать, но тут дверь опять отворилась. Вошел Мирикус в сопровождении двух солдат.

– Рустикус!

Человек-лошадь уставился на него, судорожно хватая воздух ртом:

– Уже?

– Да. Пошли!

– А Флавиус? – спросил кто-то.

– Флавиус убит, – безо всякой жалости ответил тренер.

Поскольку Рустикус не двигался с места, солдаты шагнули к нему, дулами своих ружей указывая на выход. Он медленно, волоча ноги, пошел. Подбородок у него дрожал, как у ребенка, готового расплакаться.

– Значит, не смотреть на него? – спросил он у Мирикуса.

– Да, старайся не встречаться с ним глазами.

Милош подошел и хотел обнять друга, но Василь тихонько отстранил его:

– Ничего, ты не бойся… подумаешь, чемпион… не больно-то напугали… я вернусь, ты не думай… я им не Флавиус.

Вот когда ожидание стало совершенно невыносимым. Что хуже всего – невозможно было ничего расслышать, даже предположить или вообразить ничего не удавалось. Не в силах продолжать разминку, Милош сел на корточки, прислонясь к стене и спрятав лицо в ладонях. «Василь, ох, Василь, брат мой по несчастью, не оставляй меня одного! Не умирай! Вернись живой, ну пожалуйста!»

Длилось это долго. Кругом гладиаторы обменивались свирепыми ударами, и воздух дрожал от лязга мечей. В какой-то миг короткого затишья Милош как будто уловил приглушенный расстоянием взрыв криков со стороны арены. Что там происходит? Сердце у него чуть не выпрыгивало из груди. Битва продолжается уже целую вечность, во всяком случае, куда дольше, чем у Флавиуса. Что бы это могло значить?

Когда вновь заскрежетала, отворяясь, дверь, он не осмелился поднять голову и посмотреть. Услышал звук шагов по бетону, а потом – угасший голос Василя:

– Я победил…

Человека-лошадь поддерживали с двух сторон Мирикус и Фульгур. Он шел как оглушенный.

– Я победил, – повторил он, словно убеждая самого себя, но торжества в его голосе не было. Из вспоротого бока густой струйкой стекала кровь. Он выронил безвольно свисавший из его руки обагренный меч и с трудом выговорил:

– Он меня убить хотел… я защищался…

– Он храбро бился и победил, – громогласно объявил Мирикус. – Берите с него пример!

Фульгур, осчастливленный двойной удачей заполучить разом и победителя, и пациента, уже тянул его к выходу:

– Давай-давай, пошли в лазарет. Сейчас тебя заштопаю.

Василь, зажимая рукой рану, двинулся за ним. В дверях он обернулся, ища глазами Милоша. Никакой радости не было в этих глазах, лишь глубокая тоска и отвращение к содеянному.

– Счастливо тебе, друг! – сказал он. – До скорого… Не оплошай, ладно?

– До скорого, – совладав со стиснувшим горло спазмом, ответил Милош.

Мирикус вышел последним, посоветовав ему не рассиживаться. На очереди были две битвы между гладиаторами других лагерей, а после них – Милош.

Он тут же принялся за упражнения и с чувством, близким к панике, обнаружил, что все ощущения у него как-то притупились – вес меча, собственные движения невозможно было скоординировать. Как будто он внезапно утратил контроль над своим телом. Ему казалось, что движется он слишком медленно, на ногах стоит неустойчиво.

– Руки-ноги как не свои, – в отчаянии простонал он.

– Ничего, это нормально, – отозвался кто-то рядом. – Со всеми так бывает перед битвой. Становись со мной, помахаемся.

Человека, который предложил ему себя в партнеры, звали Мессор. За все время пребывания в лагере они ни разу словом не перемолвились.

– Спасибо, – от всей души поблагодарил Милош.

Первые же удары, которыми они обменялись, разогнали оцепенение, и когда в дверях появился Мирикус с солдатами, Милош уже чувствовал себя немного увереннее.

– Милош! – бесстрастно выкликнул тренер.

Милошу хотелось хоть с кем-нибудь попрощаться, уходя. Раз уж не с Василем, так с этим Мессором, который разделил с ним последние мгновения. Он шагнул к нему и пожал ему руку.

– До свидания, мальчик. Удачи тебе, – проворчал гладиатор.

Пока шли по коридору, Мирикус все повторял свои наставления:

– Учитывай длину рук – он высокий. Не показывай, что ты левша, пока не поймаешь момент, слышишь?

Милош слышал, но слова тренера доносились как будто издалека и казались нереальными. Два раза он был на грани обморока, однако ноги держали его, не подгибались.

По-прежнему в сопровождении солдат они шли теперь под трибунами. Над головами слышались голоса и шарканье ног. Стонали под тяжестью зрителей доски. Вот протрубил рог – три протяжные низкие ноты. Милош понял, что это объявляют его выход. Солдаты остановились, пропуская его к калитке, которую стоявший около нее охранник уже открыл. Мирикус легонько подтолкнул Милоша, и он шагнул на арену.

Это был удар такой силы, что он едва устоял на ногах. На него разом обрушились тысячи взглядов и ослепительный свет прожекторов, в котором ярко желтел песок. «Все равно что родиться, – подумал он. – Должно быть, ребенок испытывает такой же шок, когда его выбрасывает в жизнь из материнского чрева».