— Вот этот стук… из-за тебя?

— Нет.

— Я работаю здесь достаточно долго. У тебя тик, тебя трясет, ты весь мокрый от пота. Ты черт знает как напуган. И, думаю, именно поэтому ты так хочешь позвонить. — Инспектор закрыл дверь и проследил, чтобы заключенный увидел это. — Я прав?

Пит изучал синюю форму. У человека в ней был дружелюбный вид. Приветливая улыбка.

Не верь никому.

— Нет. Я тут ни при чем. И я хочу позвонить прямо сейчас.

Тюремный инспектор вздохнул. Тележка с телефоном стояла в другом конце коридора. Инспектор достал свой собственный мобильный телефон, набрал номер коммутатора городской полиции и протянул телефон заключенному, который отказывался признать, что ему страшно и что грохот в коридоре имеет к нему отношение.

Первый номер. Гудки отзвучали, никто не ответил.

Тик, дрожь — усилились.

— Хоффманн!

— Еще один звонок. По другому номеру.

— Хоффманн, тебе плохо. Я бы хотел вызвать врача. Тебе надо в боль…

— Наберите этот идиотский номер! Вы никуда меня отсюда не переведете.

Снова гудки. Три. Потом — мужской голос:

— Йоранссон.

Ему ответили.

Ноги. Он снова почувствовал свои ноги.

Ему ответили.

Сейчас они всё узнают. Сейчас полицейское начальство нажмет на нужные рычаги, и через неделю он выйдет на свободу.

— Господи, это вы, наконец-то, я столько раз… мне нужна помощь. Сейчас же.

— С кем я говорю?

— Это Паула.

— Кто?

— Пит Хоффманн.

Молчание — недолгое, но как будто прервалась связь, механическое молчание, в котором — пустота, смерть.

— Алло! Черт, черт, алло, где…

— Я здесь. Как, вы сказали, вас зовут?

— Хоффманн. Пит Хоффманн. Мы…

— Мне очень неловко, но я понятия не имею, кто вы.

— Что за… вы знаете… вы отлично знаете, кто я, мы встречались, в последний раз — в кабинете заместителя министра… я…

— Нет. Мы с вами не встречались. А теперь — прошу прощения, у меня дела.

Каждый мускул напряжен, жжет в животе и груди, в горле, и, пока он чувствует это жжение, ему надо кричать, бежать, спрятаться…

— Всё. Я звоню в больничное отделение.

Пит зажал в руке аппарат — «не отдам».

— Я никуда отсюда не двинусь, пока не получу свои книги.

— Телефон.

— Книги. У меня и в строгаче есть право на пять книг!

Пит разжал хватку, и телефон выскользнул у него из рук.

Аппарат раскололся, достигнув твердого пола, пластмассовые части разлетелись в разные стороны. Пит улегся рядом с ними, схватившись руками за живот, грудь, горло, жжение все не кончалось, а когда тебя жжет, надо бежать или спрятаться.

* * *

— Судя по голосу — он в отчаянии?

— Да.

— На него давят?

— Да.

— Он напуган?

— Очень.

Они смотрели друг на друга. Допустим, мы сообщим людям из «Войтека», кто Хоффманн на самом деле. Выпили еще кофе. Далее. Что организация будет делать с полученной информацией — не наши проблемы. Передвинули кипы документов с одного края стола на другой. Мы тут ни при чем, мы не можем отвечать за действия других людей.

С этим надо заканчивать.

Они устроили адвокату позднее посещение, адвокат поговорил с одним из своих клиентов. Они спалили его.

И все равно Хоффманн только что позвонил из камеры, из тюрьмы.

— Вы уверены?

— Да.

— Этого не может…

— Это был он.

Начальник полицейского управления достал сигареты, убранные в ящик стола, чтобы их не выкурили. Протянул открытую пачку коллеге, спички лежали на столе, кабинет тут же окутался белым туманом.

— Дайте одну.

Йоранссон покачал головой.

— Если вы не курили два года, не стану вас заражать.

— Я не буду курить. Просто подержу.

Он перекатывал сигарету между пальцами. Как же не хватает этого, привычного! Зато теперь начальник Управления успокоился: главное — удержаться и не закурить.

— У нас полно времени.

— У нас четыре дня. И один уже прошел. Если Гренс встретится с Хоффманном… Если Хоффманн заговорит… Если…

Йоранссон оборвал себя. Сказанного и так было достаточно. Они оба видели хромого комиссара — пожилого, упертого, из тех, которые не сдаются. Он будет искать правду, пока получается, а потом будет искать дальше — когда поймет, что правду с самого начала утаивали его собственные коллеги. И тогда он продолжит искать и не остановится, пока не столкнется лицом к лицу с теми, кто утаивал правду и покрывал ложь.

— Это вопрос времени, Фредрик. Организация, которая получила информацию и захочет действовать, будет действовать. Там, где Хоффманн сейчас, заключенные не контактируют друг с другом. Значит, все займет немножко больше времени, но случай, подходящий момент придет обязательно.

Пальцы начальника Управления мяли незажженную сигарету.

Так знакомо. Потом он понюхает кончики пальцев, чтобы растянуть запретное удовольствие.

— Но если хотите, мы можем… я имею в виду, изолятор — это ведь жуткое место. Никаких человеческих контактов. Хоффманна непременно переведут обратно, в прежнее отделение, к тем, кого он уже знает. Если там, в строгом изоляторе, ему не особенно хорошо… ему лучше вернуться к соседям по коридору. Из… общегуманитарных соображений.

* * *

Оскарссон стоял там, где привык, у окна, оглядывая свой мирок — большую тюрьму и маленький поселок. Его никогда особо не интересовало, есть ли где в мире что-нибудь еще. В окно он видел все, к чему так стремился. Солнце отражалось в стекле. Щеки, нос и лоб жгло; Леннарту было больно. Он с трудом рассмотрел свое отражение в темнеющем окне, но увидел, что синева вокруг глаза уже как будто приобрела другой оттенок.

Он ошибся, не распознал степень отчаяния.

— Да?

Телефонная трубка помогла не чувствовать, насколько натянута кожа на щеке.

— Леннарт?

Голос начальника пенитенциарной службы.

— Это я.

В трубке что-то заскреблось, звонивший находился на улице, на довольно сильном ветру.

— Я звоню насчет Хоффманна.

— Да?

— Его надо отправить назад. В прежнее отделение.