тот момент, когда пишу стихами,

Я сам себя: порой на том ловлю,

Что поначалу шевелю бровями.

А уж потом — мозгами шевелю!

Юрий КУЗНЕЦОВ

Расставание

Закрой себя руками — ненавижу!

Вот Бог, а вот Россия — уходи!

.

Как будто душу прищемили дверью.

.

Собакам брошу письма растерзать!

.

Я вырву губы, чтоб всю жизнь смеяться

Над тем, что говорил тебе «люблю.

.

Я пил из черепа отца.

Сгинь. Пропади. Проваливай, пролаза!

О пораженье собственном трубя.

Я залеплю замазкой оба глаза,

Чтоб только не глядели на тебя!

Мне руки обломать себе не жалко,

Чтоб никогда тебя не обнимать!

Нос отломлю и выброшу на свалку,

Чтоб духу твоего не обонять.

Твой голос был — как музыка для слуха,

Но чтоб не слышать твой любовный бред.

Я лучше вырву с корнем оба уха

И выброшу собакам на обед!

И как тебя, змею, земля носила?

Ползи в болото сердца своего!

Когда б тебя гадюка укусила,

То сдохла бы от яда твоего.

Сядь на метлу и — к черту, как из пушки!

Иначе мы сочтемся до конца:

Пить из твоей безмозглой черепушки

Не хуже, чем из черепа отца!

Я проклинаю встречи нашей дату!..

Покинь мою жилплощадь сей же час!

И не забудь внести за май квартплату.

А я внесу за воду и за газ.

Феликс ЧУЕВ

* * *

Я так живу, что долго буду

еще ворочаться в гробу!

.

И по утрам аэродромы,

как дети, плачут без меня

Порою мне не верят даже,

Я верю сам себе едва.

Но я родился в фюзеляже

в петлю входящего «У-2».

Я в самом детстве обнаружил

Всю радость летного труда:

Иной ребенок падал в лужу.

А я пикировал туда.

Я вырос на аэродроме

И был им так заворожен.

Что спал на голом элероне,

А накрывался виражом.

Мне щи варили в бензобаке,

Едва узнав мои шаги,

Хвостами, что твои собаки

Виляли дружно «ишаки»[30]

И я впитал в себя весь этот

Пилотской жизни пух и прах.

Чтоб после, сделавшись поэтом.

Запечатлеть его в стихах.

Мой стих и мертвого пробудит.

И он, благодаря судьбу.

Прочтет, помрет и долго будет

Еще ворочаться в гробу!

Юрий Шанин

(р. 1930)

Феликс КРИВИН

Одуховидец

Ну до чего же опустилась Штора!

Буфет брюзжит посудой постоянно.

Дверь по ночам страдает от Запора,

А Пианино вдребезги пиано.

Ком Теста разбивается в лепешку.

Чтоб лечь Лепешкой оною на Блюде

В процессе сотворенья понемножку

Все кривинские Вещи вышли в Люди.

Юрий ЛЕВИТАНСКИЙ

Воспоминания о зайце и охотнике

Поскольку литературные пародии Юрия Левитанского на бессмертный сюжет «Раз-два-три-четыре-пять, вышел зайчик погулять» снискали заслуженную популярность, вполне естествен вопрос: а как бы решил заячье-охотничью проблему сам автор приданными ему поэтическими средствами? Итак:

Я знаю давно,

что. когда умирают зайцы,

в угасании тихом отринув и грусть, и корысть,

равнодушны невиданно,

часто другие зайцы

не сомлеют и даже

не бросят морковку грызть.

За бессердечие как вы их ни корите —

прямо рядом с усопшим,

невинно топорща усы, озорная зайчиха

будет в хрупком корыте

как ни в чем не бывало

стирать, извините, трусы.

Безразлично заезжей зайчихе —

что мыло, что пена!

Почившего в бозе

похоронивши едва,

распевает она беззаботно сонаты Шопена

или вдруг дробно-дробно

исполнит Этюд № 2.

От двустволок спасаясь

и в киноэкраны врезаясь,

гибли толпами зайцы

различных долгот и широт,

но однажды родился

такой иронический заяц,

который решил не погибнуть, а — наоборот!

Время вовремя вычислив,

с шерстки повычистив вычески,

иронический заяц, доверием облечен.

разъяснил популярно охотнику,

что исторически

да и фактически

охотник

как класс

обречен.

И,

оставив свою беззащитную жертву в покое,

вдруг охотник прозрел

и забросил ружье под кровать.

Потому что, товарищи,

время сейчас не такое,

чтобы зайцев задиристых запросто убивать!

Феликс Ефимов (р. 1931)

Из цикла «Курица или яйцо?»

Юрий ЛЕВИТАНСКИЙ

Дуэт на птицеферме

— Что посмотрели на ферме?

— Да трудно сказать.

— Вытянем план, как считаете?

— Право, не знаю.

Вдруг не сужу. Книгу жизни прилежно листаю.

— Может быть, вам поквартальный отчет показать?

— Все — суета. В этом мире лишь Екклизиаст светит во мгле, хоть и скепсис его не в