Олег насупился.

– Ну что ж, это к лучшему. Значит, встретимся через три года в мой день рождения в шесть утра на нашем месте. Захочешь, приезжай. С собой тебя заберу. Женой сделать не обещаю, если к тому времени пущу основательные корни за границей, – рисковать уже не буду. Может, губернатором стану. Но хорошая прислуга в доме всегда нужна. Не обижу.

– А как же «железно» и «звездочка моя единственная»? ЗАГС и наши дети?! – гневно в сердцах возмутилась Маринка.

– Марина, тут уже ничего не поделаешь. У нас как в рекламе «до и после», только наоборот. Тяжелая пауза. Ты на меня посмотри, такого унижения я еще никогда не испытывал!

– Значит, для тебя я одна из твоих куколок?! – в запале, чуть не крича бросила она ему в лицо.

– Все бабы куклы непутевые! Не надо было нам до интима сближаться. Когда были напарниками – вот это была сила! А сейчас беги. Не увижу на условленном месте, искать не буду. Без тебя уеду.

Он решительно развернулся и пошел с ребенком к иве, росшей у воды. Ее корни выступали из песка, как изголовье кровати. Между ними Олег и положил малыша. Я постояла рядом, не веря счастью, что вновь увидела своего ребеночка. Потом легла около него. Погладила рукой по покрывальцу. Он, он проснулся! Повернулся в кульке в мою сторону. Его глаза чистые, ясные, изумрудно-зеленые смотрели прямо на меня. Улыбается! Улыбается мне!! И вдруг я услышала голоса. Вячеслав спускался к реке с Катей на руках, матушка Анастасия семенила следом. Олег вздрогнул, заметя их. Дал отмашку Маринке и гуляющим шагом стал ретироваться прочь, вдоль кромки воды. Прибавляя шаг, попытался скрыться за зеленью кустов. Мой малыш серьезно посмотрел ему вслед. Недетская складочка легла на его лобике. Он закричал, казалось бы не в плаче. Это было больше похоже на призыв о помощи. И ему ответил звонкий собачий лай. С той стороны, куда направился Олег, продираясь сквозь траву, выкатился живой меховой мячик. Ластик! Зычный голос Юрьевны сопровождал щенка:

– Ластичка, ты куда? Ох, непоседушка ты мой!

А Олегу хоть в воду прыгай. Тропинка у воды узкая. Монументальная фигура Антиповой полностью перекрыла ему отход. Да и щенок вокруг вьется, чуть с ног не сбил. Принюхивается, сердится, рычит. И вдруг как прыгнет, да и вцепился в подол юбки. Олег его ударом отбросил. Но Ластик из зубов полу не выпустил, с куском юбки на песок плюхнулся. Весь перед от пояса сорвал.

– Ластичка! Лапуля!! – Лопата– рука Юрьевны нежно поставила его на лапки. Огладила, проверила, цело ли ее дитятко. Затем с высоты богатырского роста глаза Раисы Юрьевны воткнулись в обидчицу. Монументальное лицо исказила угрожающая гримаса, и на руках налились бицепсы. Всего два ее шага разделяло их.

– Га-а-а?! – турбинно вылетел из груди Антиповой грубый простой смешок. Она с издевкой полосовала незнакомку взглядом. И мы отлично поняли почему. Запалили! Занавес-то упал, спектаклю конец!

Толстая деревенская баба нерешительно переминалась в женских сандалетах сорок пятого размера. А у него-то сорок шестой. Жали, наверное. Но большего размера видно не нашлось. Волосатые ноги. Неужели Маринка на них колготки не догадалась надеть? Обтягивающие голубенькие плавки с гульфиком так эффектно выделили, мне ли не знать, добротно-большое мужское достоинство.

– Перевертыши! – крякнул Вячеслав и храбро пошел на Олега. Оружие было при нем. Он не снимал его и дома, на всякий случай. И вот он!

Олег на Маринку даже не взглянул. Она не побежала, так и приросла к месту. А мой душегуб прыгнул и поднял сына. Я схватила Олега за руки, бросилась отнимать своего малыша. А негодяй заюлил, почувствовал. С силой отпрянул, словно ужаленный. Рявкнул, сотрясая воздух:

– Прочь, ведьма! Все прочь!! – Как дельфин нырнул в воду. – Попытаетесь остановить, утоплю мальца!

– Да ет-дрить! Дите не трогай!! – Юрьевна была взбешена не на шутку.

Я в воду. Мать должна быть рядом. Может, река даст мне силы! Что-то тяжелое и мощное рядом раздвинуло волны. Раиса быстро догнала Олега, раздался гадкий хруст. Она сломала ему руку, державшую ребенка.

– А ну-ка подсобите! – рычала отважная женщина. К ней подплыл Семен, а с ним и дед Матвей. Они забрали малыша. Спасен!!

– Вячеслав, ты чертовку бери! С этим я сама справлюсь! – забасила Антипова и взяла Олега в тиски.

Одна рука у него была сломана, вторая крепко прижата. Не шелохнуться в гневных женских объятиях.

– Ну что?! Не по зубам куколка?! Ты почто, ирод, мою племяшку загубил?! Что она тебе сделала, чем провинилась?? Молчишь?!

Он застонал от боли и отчаяния. Еще бы, какой позор! Вояку баба скрутила!

– То-то, а как я тебя щас удавлю?! Она ж молоденькая, племяшечка моя, совсем девочка была… – хрипела от усилий Юрьевна, зажимая душегуба еще сильней. Благодаря высокому росту она уже касалась ногами дна и уверенно волокла добычу к берегу. Олег пытался отбиваться. Баламутил воду. Вокруг вздымались волны. Их количество росло. Объемные, похожие на человеческие головы всплески речной воды не опадали. Антипова заметила это первой.

– Матушки, племяшечка! Ты ли это? Смотри, ирод, душа ее за тобой пришла!

И верно, я увидела. В натуральную величину плечи, шея, девичья голова. И лицо бледное, но вполне узнаваемое. Кажется, губы шевелятся, будто она что-то сказать хочет. Я бы испугалась, если бы сама призраком не была! А вот еще водяные приведения. Олег их узнал! Невинно загубленные им жизни! Узнал!! Даже сопротивляться перестал, от ужаса чуть сам не утонул. Юрьевна брезгливо его за ворот удерживала. А накладные буфера оказались сшитыми из ваты – вывалились и, пуская пузыри, опустились на дно.

– С удовольствием утопила бы гада! Но нельзя, – посетовала Антипова. – У меня две доченьки теперь – семья…

В полуобморочном состоянии Олега потащили на берег, с двух сторон – Вячеслав и дед Матвей. Только вода не отпускала душегуба. Они как в колее застряли. Рябь от водяных голов сплеталась в цепь, тугую, серебром различимую в воде. Как кнут она взметнулась и затянулась на шее убийцы. Олег захрипел. Вячеслав не испугался, ухватил, оттаскивая водяной жгут.

– Славик, не встревай, эт-само! – одернул его Матвей. – Его не спасти уже. Сам, эт-само, пострадать можешь. Пусти. Седмица на душегуба печать, эт-само, ставит. Я только раз такое видел, когда матушка, эт-само, осерчала.

Печать?! Вода пилой проходила сквозь горло. Олег захлебывался изнутри. Ужас застыл в его тускнеющих глазах. Все кончено? Он бьется в судорогах. Серебряные капли, сочась сквозь кожу, падают в речную рябь, а вокруг шеи проявляется след – малиновая петля.

– Я же говорю, эт-само, смертная печать. Жуткое наказание, эт-само, но вполне заслуженное. Ему теперь от Седмицы не отлучится и убить, эт-само, он уже никого не сможет. Ни человека, ни живность какую. Петля оживет и придушит, эт-само. И он об этом знает!

Когда все вышли на берег, Катя была уже на ногах.

– Даша, ты здесь? – не таясь, хрипло спросила она. – Маринка отдала, – и показала украшение с янтарными песочными часами. Вот что нам нужно!