После девяти Каховский попросту заметался в своем роскошном кабинете, как пойманная в паутину муха. Мобильник Дронова упорно не отвечал, с дурной тягостной навязчивостью сообщая, что абонент временно заблокирован, и настоятельно просил перезвонить позже. Заблокирован… Кто бы сомневался… Абонент включил режим запрета входящих звонков… Отключился от мира!.. Почему?..

Михаил хотел все отменить на фиг, не нужна никакая Дашка… И пил, пил, пил не просыхая…

Стрелки слиплись на двенадцати, когда он, наконец, созрел. И рухнул головой на стол. Приснился Дронов, ввалившийся в кабинет. По-прежнему сияющий и с бодуна. Мурлыкающий… Необходимый, как самовар в пустыне. Ох какой необходимый…

— И скучно, и грустно, — заметил Митенька.

— Догадываюсь, — согласился Каховский. — Совершенно случайно… И это все, что ты можешь поведать мне о жизни? Потрясающе мало… Еще какие-нибудь изумительные сообщения намечаются? Неужели ничего больше нет? Странно… Или просто такие тяжелые роды? Неплохо бы подсказать, чем вызван сей непрошеный визит.

— Мы давненько не видались, — запросто объяснил свое появление Митенька. — Решил проведать — на две крохотных минуточки! — разузнать про личные делишки и планы. А то моя память хранит на этот счет полное молчание. Сдается, ты нынче очень внутренне взлохмаченный.

Именно к роли исповедника Дронов подходил лучше всего. Само собой разумеется…

— А ты без меня, стало быть, скучаешь? Кто бы мог подумать… Хочется надеяться… — с интересом протянул Михаил и подвинул Дронову бутылку. — Не угодно ли коньячку? По-моему, за то время, что мы не виделись, твой очаровательный гаремчик здорово пополнился. Ты спроворил несколько новых глазастых мордашек. Прямо душа радуется! Очень богатая палитра. С чем тебя искренне поздравляю, о счастливчик! У тебя теперь сплошная подрастайка. Настоящая экзотика! И как тебя только на всех хватает, огневушка-поскакушка?

— Ты хотел сказать «потаскушка»? — флегматично заметил Митенька.

— Девчонки — не игрушки, — начал Михаил и вдруг вспомнил Алину. Ребенок напрокат… Да, девчонки не игрушки…

Но беспутный Дронов почему-то обсуждать ничего дальше не пожелал. С чего бы это? Родные вроде темы… Просто смотрел Каховскому в глаза и молчал. И от этого странного непонятного синего взгляда Михаил вдруг проснулся…

Уже светало, неохотно и лениво. За стеклопакетными окнами мир жил своей собственной, далекой, чужой для Каховского жизнью.

До шести он безвылазно просидел дома, боясь выйти даже на две крохотных минуточки, но любимому выражению Дронова. Михаил опасался, что едва он уйдет — и Даша появится. А время… Ну что время?.. Категория весьма относительная…

Дашка пришла тютелька в тютельку. Не опоздала и не явилась раньше. Аккуратна как прежде.

Михаил распахнул ей дверь и замер.

Убить ее мало! Сучка! Ну почему и у нее, как теперь у всех них, сиськи наружу?! Для кого эти откровенные прелести? Ослепиловка! Что-то ты сильно изменилась за это время, дочка станционного смотрителя…

Женщины… Их бесконечные кокетливые глазки, невинно-прозрачные блузочки, будто случайно обнаженные и выставленные напоказ ножки и ручки… Извилистые намалеванные ротики… Прибамбасы в виде золотых гаек на пальчиках, колец в ушках, тяжелые шлейфы духов, пудры, помады… Вечно раскиданная по офисным столам в беспорядке косметика, бижутерия и туфельки возле… Особенно раздражали Каховского эти обязательные туфельки, вызывающие настоящую тошнотворную брезгливость настойчивым нехорошим ощущением: казалось, они насквозь пропитаны жарким потом от маленьких ступней, затянутых в плотные, мерцающие, омерзительные колготки… Навязчивая мысль о пропотевшей обуви, выставленной напоказ, выбивала из равновесия и без того не больно-то стойкого Михаила, приводила в исступление, в ярость.

После истории с Любочкой он окончательно возненавидел женщин. Вроде Ильи. И рассчитывал всегда на одну лишь Дашку. Она одна могла все изменить и все переиначить…

— Войти позволишь? — мило склонив голову набок, кокетливо спросила Дашка. — Или так и будем стоять на пороге? А домик у тебя ничего… Элитка клевая!

Это уже в стиле Алины… Опять эта Алина…

Каховский молча пропустил Дашу в квартиру и захлопнул дверь. Кивнул в сторону комнаты. Язык перестал ему подчиняться.

Дашка… Вот она, наконец, перед ним… Такая же, как была… И совсем не такая… И ему захотелось просто подойти к ней и молча лечь собакой к ее ногам.

Она вошла и огляделась в шикарных, увешанных коврами апартаментах Михаила, тесных от дорогой мебели и роскошного белого рояля, к которому не хотелось прикасаться даже пальцем — столь хрупким и чистым он казался.

— А зачем тебе рояль? Разве ты играешь? — спросила она, усаживаясь. — Что-то не припоминаю…

Даша посмотрела в его ржавые глаза пристально, изучающе, с нехорошим интересом, от которого поползли противные мурашки по спине и неприятно похолодели кончики пальцев.

— Нанял музыканта и выучился, — хмыкнул Каховский, медленно с трудом приходя в себя.

Дашка… Вот она, наконец, перед ним… Как долго он мечтал об этом!

— За деньги все можно!

— Да, за деньги можно все, — охотно согласилась Дашка. — И меня думаешь купить?

Михаил вздрогнул, как от удара. Милое, забрызганное веснушками лицо…

Хоть бы у нее голова варила немного! Совсем ботвы не рубит! И кто устроил тебе, Михаил, этот визит дамы, оказав медвежью услугу? Какой такой добрый дядя?.. Дронов?.. Как ты умолял его об этом… Ну да, в самую точку… И ничего нового…

— Рояль — это память о матери, — хрипло объяснил он, прищурившись. — Она была преподавательницей музыки… Иногда вспоминаю чьи-то ласковые глаза…. Думаю, гадаю, мама или нет… Не помню я ее, маленький был… Выпьешь? — И он быстро прикатил приготовленный заранее столик на колесах с закуской и выпивкой.

Дашка слегка смутилась, но ненадолго.

— Прости, я не знала… Хорошо живешь! Богато, — доброжелательно похвалила она, принимаясь с аппетитом за еду. — И вкусно! А у нас тоже неподалеку от дома, где мы живем, недавно построили возле реки элитку для новых русских. И оттуда убрали помойку, перенесли ее к нашему дому. Им, видите ли, помойка портит вид. И вообще вонища летом, мухи всякие летают… Ну да, они — люди, а мы — народ… У нас такой район, что теперь тут живут только пенсионеры и олигархи. Интересное такое сочетаньице, да?

Каховский поморщился.

— В фитнес-клуб ходишь? — Даша пристально оглядела Михаила и навалилась на семгу. Не кормит ее Валентин, что ли? — ну конечно, обязательно… При нынешнем упадке образования обеспеченные люди посвящают досуг только накачке мускулов. Сейчас появились нувориши, воображающие себя аристократами и желающие во что бы то ни стало доказать свою якобы принадлежность к ним. Для чего обкупаются безделушками, а то и предметами искусства. — Даша снова выразительно обвела глазами стены комнаты. — У тебя много картин… Пытаются показать себя любителями и знатоками живописи, скульптуры, музыки… Но от этого не становятся аристократами, а остаются такими же нуворишами, убогими, как барак. Что могут изменить тугие денежные мешки? Создать показную обстановку, рассчитанную на восхищенных зрителей? Теперь, когда бизнес занял столь важное место в нашей жизни, ему суждено поглотить хрупкие создания рук человеческих, которые мы привыкли называть искусством и литературой. Им остается либо приспособиться, либо погибнуть. Вот когда я вижу всякий эксклюзив и культуру напоказ, то начинаю немного понимать революционеров семнадцатого года. Тогда тоже ведь так было, и дворяне вели себя по такому же принципу: мы — люди, остальные — народ. В конце концов, терпение кончилось… И вот он тебе — переворот!