Впрочем, плевать. Водила мог за время этой схватки дотянуться до собственной "сайги", валявшейся неподалеку, и хотя бы попытаться поставить во всем этом деле точку. Но он даже не попытался этого сделать. Потому что не был бойцом. Да, он носил форму и козырял при случае, рисуясь выправкой. Да, до того, как стать водителем, он ходил в патруле, и его боялись любители спиртного в этом поселке. Да, он, не задумываясь, начинал размахивать дубинкой на поселковом рынке, внушая "уважение" приезжим кавказским торговцам. Ему самому этого вполне хватало для того, чтобы считать себя "крутым" мужиком.

Наверное, сегодняшний день навсегда развеет это его заблуждение в отношении собственной личности.

Подобрав автомат, Скопцов отряхнул его от земли, сменил магазин, поставив последний. Дослал патрон в патронник и опять повернулся к водиле:

– Живи... – повторил он и, подняв автомат правой рукой на плечо, не спеша направился в сторону "домика". Его последний бой не был еще окончен.

Идти сейчас было намного труднее, чем до этого, – болело все тело, саднило горло, ныли помятые Шубиным ребра. Хотелось упасть на траву и уснуть. И спать, спать, спать...

Именно поэтому Скопцов заставил себя перейти на бег. Нельзя себя жалеть, особенно в бою. Начнешь распускать сопли от жалости к самому себе – кранты! Погибнешь до того, как противник сделает первый свой выстрел.

Он добежал вовремя – как бы увидев или почувствовав его приближение, из ворот на довольно приличной скорости вылетел черный джип, один из тех, что так пришлись по душе местной знати.

Водитель машины явно был неопытен и излишне тороплив – автомобиль бросило на вираже, развернув левым боком к Скопцову. Быстро передвинув автомат в положение для стрельбы стоя, широко расставив ноги, Василий затаил дыхание и двумя короткими очередями в клочья изорвал импортную резину широких колес. Джип осел на левую сторону.

Скопцов бегом бросился к машине. Навстречу ему ударил пистолетный выстрел. Пуля пронзительно свистнула возле самого уха.

Быстро упав на колено и не задумываясь о последствиях, Василий всадил еще две очереди в левую, водительскую дверцу. Больше со стороны машины в его сторону не стреляли.

Но все равно подходил к ней Скопцов с величайшей осторожностью – мало ли... По его расчетам, оставались еще как минимум трое – Органчик, начальник милиции и Николаша. Кстати, последний – наиболее опасный во всей этой компании. И кто из них был сейчас в машине – неизвестно. Не исключено, что все трое.

Джип оказался пустым. Ну, не совсем пустым – на переднем, водительском сиденье, медленно остывал труп Аркадия Борисовича. Видимо, не выдержали нервы – и он попытался убежать. И ему не повезло. Не хватило каких-то пяти-семи минут.

Равнодушно глянув на залитое кровью тело, Скопцов не спеша направился во двор. Сейчас ему было уже на все наплевать – он слишком устал, чтобы прятаться, таиться, подкрадываться. Осталось всего лишь двое противников, и он готов был с ними встретиться лицом к лицу.

Это было странно, почти немыслимо, но только во дворе его никто не встретил. Лишь одинокий Душман злобно рвал цепь, захлебываясь лаем. И это могло значить только одно – Николаши сейчас здесь нет. Уехал, увозя Органчика, спасая своего работодателя и покровителя?

Василий оглянулся – под навесом стояли два джипа. Эти два да еще один на улице, расстрелянный. Все машины на месте. А пешком Альберт Матвеевич далеко не уйдет. Не с его маленькими и толстенькими ножками совершать многокилометровые пешие марши.

– Ку-ку! – пробормотал Скопцов, вспоминая старый, времен далекого детства, мультик. – Ку-ку, мой мальчик!

Собственный голос ему не понравился – тускло звучал, бесцветно. И эта приобретенная в последние полчаса хрипотца его отнюдь не красила.

Так что ничего удивительного в том, что ответом ему стало молчание, не было. И все же Органчик должен был быть где-то здесь. Дрожать от страха, ожидая появления народного мстителя.

Василий поднялся на крыльцо, немного постоял перед дверью, прислушиваясь к происходящему в доме. Тишина. Вроде как и нет там никого. Только такая тишина очень часто бывает обманчивой, и в темной, прохладной глубине бревенчатого сруба может таиться стрелок с наведенным на дверной проем стволом и пальцем на спусковом крючке.

Обычно в таких вот случаях, когда ты предполагаешь, что за дверью находится противник, первой "входит" граната. Светошумовая или осколочная – не важно. Одно из правил уличных боев, когда каждую квартиру, каждую комнату превращают в долговременную огневую точку.

Но гранат не было. Не позаботились о них организаторы тайного прииска. Так что резко рванув дверь на себя, Скопцов тут же ушел вниз и в сторону, ожидая услышать грохот выстрела и посвист пуль или картечи над головой.

И опять – тишина. Неужели Николаша все же увел своего шефа? Очень может быть. Особенно если он не знал, где именно находится противник. Мог предполагать наличие засады у дороги и повел объект охраны и обороны лесом, по бездорожью. Преданность помощника своему патрону не вызывает сомнений.

Следующую дверь, в комнату, Скопцов толкнул уже без всяких лишних ужимок и прыжков. Просто толкнул и шагнул вперед, за порог, держа автомат стволом вниз в правой руке.

Органчик сидел за столом. Спокойно сидел, не дергался, не суетился, не просил пощады. Глаза, как обычно, скрывались за непроницаемой темнотой стекол очков.

– Пришел? – лениво поинтересовался глава администрации.

– Пришел... – согласился Василий. А что уж? Глупо отрицать очевидное.

– Сучонок... – безразлично поделился своим мнением о вошедшем Органчик. И добавил: – Автоматик-то брось. Ни к чему он тебе.

Не отводя взгляда от лица "большого человека", Скопцов наклонился вперед и аккуратно положил автомат на пол, справа от себя.

– Вот так-то оно лучше будет, – прокомментировал его действия Органчик. И повторил: – Нет, ну какой же ты все-таки сучонок! Такое дело развалил!

Скопцов смотрел в черные провалы напротив. Провалы очков и провалы ружейных стволов. Ружье – хорошее, дорогое, с резным ложем, с инкрустацией, штучной работы, – лежало на столе. И пальчик главы администрации нежно поглаживал спусковые крючки двустволки. Надо думать, что и в патроннике не утиная дробь, а картечь. Так что начни Василий дергаться и играть в героя, у него бы не было ни единого шанса.

Не было бы шансов и в другом случае – если бы Органчик просто его пристрелил. Но он по старой коммунистической, а потом и демократической привычке решил поговорить.

– Нет, ты сам понимаешь, что ты натворил?! – начал он. Скопцов молча пожал плечами – вроде бы ничего такого выдающегося. Забрал жизни у полутора десятка подонков, не заслуживающих называться людьми. Вернул в жизнь десятка полтора других людей. Может быть, и не самых лучших. Но имеющих полное право распоряжаться своей судьбой самим.