Когда все было кончено, он подошел к Органчику и снял с его носа очки. Зачем? Почему-то захотелось взглянуть в глаза этого чиновника. Пусть даже в мертвые. Попытаться понять, с кем же, в конце концов, ему пришлось иметь дело.

В широко открытых маленьких свиных глазках с белесыми, почти незаметными ресничками не было ничего, кроме безмерного удивления. Этот человек, даже человечек, был настолько велик в собственных глазах, что собирался жить вечно.

Небрежно бросив очки на стол, Скопцов выдернул нож. Может, еще пригодится. Из узкой раны слабым толчком плеснулась кровь и тонкой струйкой покатилась вниз, к распахнутому вороту куртки.

Василий обтер лезвие о рукав куртки мертвого Органчика и, не оглядываясь, направился к выходу. Все кончилось. Не было ни торжества, ни радости. Никаких позитивных эмоций, что обычно приносит добротно сделанная работа. Только безмерная усталость.

У выхода из комнаты он подхватил автомат. В принципе, вряд ли он ему уже понадобится. И подобрал он его, если можно так сказать, чисто автоматически, на так называемом автопилоте.

Вышел на крыльцо, прищурившись, посмотрел на медленно поднимающееся над вершинами деревьев утреннее солнце. Интересно, сколько времени длился этот его бой? В какой-то момент он перестал вести привычный отсчет времени. Поднял к глазам руку – часы стояли. Не выдержала иностранная техника всех пришедшихся на ее долю этой ночью передряг.

Опустив глаза, Василий увидел Николашу. Тот стоял посередине двора, метрах в десяти от крыльца, удерживая за ошейник рвущегося Душмана. В руках у него не было оружия.

– Я опоздал? – голос Николая был глухой, усталый. Вроде бы он всю ночь мешки разгружал.

– Наверное... – ответил Скопцов. Если брать по большому счету, то ничего личного против этого мужика он не имел. Главное зло заключалось не в нем.

– Везде опоздал... – не глядя на Скопцова, откликнулся Николай. – А ты шустрый малый.

Василий просто пожал плечами в ответ – вполне возможно.

– Не тяни, – попросил Николаша. – Стреляй...

– Уходи... – Василий качнул стволом автомата в сторону ворот. – Нам с тобой делить нечего.

– Ошибаешься, парень.

– Он мертв. – Скопцов кивнул головой куда-то назад. – И ты не сможешь его оживить. Ты свободен.

– Это ничего не меняет, – ответил Николаша. – Свобода – миф. Мы не умеем быть свободными. А тебе нельзя меня отпускать. Я тебя все равно достану, рано или поздно.

– Уходи... – повторил Скопцов.

– Некуда мне идти, – сказал Николаша. – Мое место рядом с ним.

– Хорошо, – согласился Василий. – Тогда уйду я. А ты оставайся.

Николай отрицательно помотал головой:

– Только через мой труп.

И в то же мгновение время ускорило свой бег.

– Фас! – крикнул Николай, подталкивая вперед Душмана. – Возьми его!

Серая молния метнулась через двор, яростно рыча. Прыжок!

Собака целилась в горло. Но не достала – вскинув автомат, Скопцов срезал ее на лету, одной очередью. Пес завизжал и, завертевшись волчком в пыли двора, тяжело рухнул на бок. Он был мертв.

Чуть ссутулившись и широко расставив в стороны руки, Николаша медленно пошел к Скопцову. С голыми руками – на автомат... У него не было шансов, и он не мог этого не понимать. Но все равно шел. И выражение его лица было самым решительным. Этот человек не дорожил ни своей, ни чужой жизнью.

Василий сделал пару шагов ему навстречу, спустившись с крыльца. Поднял автомат. В конце концов, каждый волен сам выбирать свою судьбу. Но все же он тянул с выстрелом до последнего. Он не хотел убивать этого человека. В эту ночь было пролито уже достаточно крови. И Скопцов надеялся, что Николаша все же остановится в самый последний момент.

И только тогда, когда расстояние между ними стало слишком уж опасным, Василий медленно и неохотно потянул спуск. Он вовсе не собирался подражать американским боевикам, в которых главный герой обязательно дерется в конце с главным антигероем на кулаках. Это в кино хорошо. А в жизни лучше использовать любое, даже самое маленькое, преимущество.

Но только вместо привычного уже звука выстрела раздался звонкий щелчок боевой пружины – в магазине кончились патроны.

Конечно, Скопцову следовало использовать автомат для рукопашной – слава богу, этому его тоже научили, в свое время! Ударить в лицо противника магазином, а потом завершить скоротечную схватку отработанным боковым ударом приклада в висок.

Но он дернул затвор, заглянул в пустой патронник и на этом потерял время. Николаша одной рукой отбил ствол автомата в сторону, а второй захватил куртку Василия.

Скопцов еще успел удивиться тому, какая же мощная рука у этого не слишком крепкого на вид мужчины. А в следующий момент уже кувырком летел через двор.

Если говорить о классе, об уровне подготовки, то Скопцов с этим дядей даже, как говорится, и рядом не стоял. Недавняя апатия Николаши исчезла куда-то без малейшего следа – сейчас это был совершенно другой человек.

Мгновенная тигриная реакция, змеиная стремительность и точность движений, медвежья сила – все эти качества демонстрировал сейчас один человек. И этим человеком был не Василий.

Вообще, складывалось такое впечатление, что Николаша предугадывает все действия противника – практически ни одна из атак Скопцова не была проведена до конца. Зато самому ему частенько перепадали увесистые и точные удары, они сбивали дыхание и, самое главное, вышибали напрочь боевой настрой.

В конце концов, он уже даже не атаковал сам – просто старался удержаться на ногах. Как тогда, в тех зачетных спаррингах. Только вот тогда ставкой был берет. А сейчас – сама жизнь. И Скопцов свою ставку понемногу проигрывал.

Он пропускал удар за ударом, постепенно теряя остатки сил. А Николаша работал подобно автомату. Именно работал – другое слово здесь бы и не подошло. Лицо совершенно спокойное, даже отрешенное. Никаких признаков эмоций или усталости – только равнодушие.

Рано или поздно эта схватка должна была прийти к финалу. И этот момент настал – Василий пропустил хлесткий удар ногой в печень. Почти теряя сознание от боли, он тяжело рухнул на колени.

Николаша подхватил его за ворот куртки, удержав в таком положении. Спокойно, не торопясь, зашел сзади и, наложив одно предплечье на шею сзади, а второе – спереди, начал медленно сжимать их.

Скопцов услышал, как хрустит его собственная гортань. Воздуха не было, перед глазами плыли радужные круги. Сознание медленно угасало. Все-таки он проиграл. И с этим приходилось смириться.

Но только тело стремилось жить! В полубессознательном состоянии Скопцов судорожно шарил руками в пыли вокруг себя, цепляясь за жизнь. И неожиданно пальцы нащупали что-то очень знакомое.