только соседка ее Тов-стуха, ну вот та, что в церкви всегда норовит впереди всех казачек стать, что как воскресенье, так шесть юбок на себя пона-цепляет и шаль персидскую на плечи накинет... Вот эта Товсту-ха и прицепись к ней. Большевичка, мол, ты, коммунистка. А из белых кто-то и услышал. Вскочили к ней во двор, на улицу вытащили и давай нагайками бить. Били, били, а потом как орудие ехало, ее и бросили под орудие. Детишки выскочили, кричат. Один казак, старый совсем, борода седая, давай ругать белых. «Что вы, подлецы, делаете? Опомнитесь, бандиты!» А ему за бандита голову шашкой так и пересекли. А потом на толоке за станицей шесть молодых казаков расстреляли. Они узнали, что белые всех в свою армию забирают, испугались и пошли по будякам прятаться, а их захватили и вывели в расход. А из арестованных, что сидят при станичном правлении, тоже троих порубили. Это сам атаман на них указал.

Кочура умолк, присел на валявшийся в сарае обрубок дерева и опустил голову. *

— Товарищи!—вдруг горячо заговорила Оля,—слушайте, что я вам скажу. Не сегодня-завтра придется браться за оружие. Одна винтовка у нас есть да три спрятаны у фединого отца. Остальные уже забрали Кузьма и товарищ Быхов. Кузьма сегодня придет сюда. А сейчас мы должны выделить двоих на очень важное дело ему в помощь. Дело опасное, прямо скажу.

— А что? Объясни хоть,—стали просить все. »

— Кузьма объяснит.

— А ты не знаешь?

Оля подумала и повторила

— Кузьма объяснит.

Все умолкли и поняли, что больше она ничего не скажет.

—• Кто ж пойдет?—не терпелось Даше.

— Сейчас решим. Степа, Кочура и Сеня не пойдут, им есть другое дело. Пойдут Тарас и кто-нибудь из'девчат. Кто из вас, девчата, согласен?

Согласились, конечно, все, и сейчас же поднялся спор—кому идти. Тогда решили бросить жребий, и он достался Гале.

— Ну, вот и всё—взволнованно сказала Оля.—Теперь расходитесь, останьтесь только Тарас и Галя.

Все поднялись, но перед тем как разойтись, Нюра сообщила о своей встрече со Скубецким. Внимательней всех слушал ее Федя, он не спускал с нее глаз и очень волновался, ждал, что вот-вот откроется его оплошность и посыплется град упреков. Когда же Нюра умолкла, он облегченно вздохнул: «Нет, значит, Скубецкий меня не выдал...»

А Кочура сказал:

— Ненормальный он какой-то, этот Скубецкий. То ли книг слишком много начитался, то ли ему делать нечего.

Даша покосилась на Нюру. Та стояла, сдвинув брови...

LI

Сегодня Нюра проснулась раньше обычного и сейчас же бросилась к окну. По улице проскакали казаки—человек двадцать.

■Среди них мелькнули знакомые ей лица: урядник Ковтун—муж зонной сестры, два брата—Ульян и Мефодий Верхоробенко, писарь Бабенко и другие. Она сказала тетке:

'— Видите? Уходят с белыми.

— А что ж им теперь остается? Красных ждать, что ли?

— Не все ж уходят.

— Каждый сам знает, что ему надо. Было время, и твой батька уходил. Забыла? Кто за что держится, тот туда и коня погоняет, а где правда, то бог лучше нас знает.

— Я знаю лучше.

— Вот это так, деточка!—тетка всплеснула руками.—Вот это так научилась в школе уму-разуму. Бессовестная! Не я тебе мать, я б с тебя шкуру за такие слова спустила.

— Этому я не в школе выучилась. Таисия Афанасьевна нас дому не учила.

— Вот на том свете тебя научат! Будешь ты в кипящей смоле вариться и огненные слезы лить.

— Вы такого наговорите!—усмехнулась Нюра.—Вы бы сами меня поджаривали, да не придется вам теперь меня поджаривать. Глядите,—показала она в окно.

— Чужой беде радуешься, да?

— А они не радовались? А Герасименчиху под орудие кто бросил? А деду Захару вчера голову кто разрубил? А на толоке шесть казаков кто расстрелял? А им, значит, не будет смоляного котла?

— Замолчи! И слушать тебя не хочу.

— И не надо.

За окном повисла огромная серая туча. На гладком вороном коне в полном боевом вооружении, сумрачно поглядывая по сторонам, проехал Иван Макарович.

— Небось, Мишка теперь присмирел, — улыбнулась Нюра.

Оглянулась. Тетки уже не было в хате. Вдруг спохватилась. «Как же это я забыла? Ведь еще вчера с вечера думала...»

Подбежала к дверям, приоткрыла их, прислушалась. Тихо... «Куда ж она ушла? Надолго или ненадолго?» Выглянула в сени, выглянула во двор. Тихонько позвала: <ТГетя!» Никто не от--кликнулся. Быстро вернулась в хату, прикрыла дверь на крючок и бросилась к образам. Там, за увитой бумажными розами богородицей, тетка обычно клала свои ключи. Просунула руку, проворно нащупала связку с большими и маленькими ключиками и побежала к скрыне. Поминутно оглядываясь, открыла замок, подняла тяжелую крышку и не успела пошарить руками как сразу нащупала то, что ей было нужно. Удивилась: «Ведь это всегда лежало на дне...» Вытащила завернутый в тряпку наган. «Наверное, заржавел...» Развернула. Наган был хорошо смазан.

«Для кого ж она его мазала?»—невольно пронеслось в голове. «Если приготовила, чтобы выбросить, чтобы красные не нашли, зачем же смазывать?..»

Но размышлять было некогда. Быстро привела все в порядок, прикрыла скрыню сползшим с нее рядном, сбросила с дверей крючок и побежала к коровнику. Там сунула сверток в угол под сено, сверху положила старую проржавленную цыбар-ку и, отряхнувшись, пошла к калитке. Посмотрела направо, налево. Тетки еще не было. Ящерицей скользнула за сарай, перемахнула через плетень и забежала в хату к Даше.

— Что обещала, то сделала!

Даша не поняла.

— Револьвер теткин уже у нас. И заряженный, — пояснила Нюра.—Ничего не знаешь? Ничего не слыхала? ,

— Наши, говорят, ѵже в Медведовской. Только что-то сегодня орудия не гремят.

— Смотри же, если что — кликни.

Она вернулась домой. А в тот же час из своей квартиры вышел Скубецкий. Ему не сиделось дома. Вчера за ужином он поспорил со своей хозяйкой Клавдией Владимировной.

— Жизнь,—сказал он, — должна быть полна сильных переживаний. Побеждать или лежать под пятою врага, — и то и другое заставляет дьявольски волноваться. Хуже всего, если ни то, ни другое.

— Вы, Скубецкий, нахватались чужих и вредных мыслей,— осторожно заметила ему Клавдия Владимировна, — и к тому же, простите, вы еще совсем юнец. Побеждать — это хорошее, сильное чувство, но ведь не всякой победе мы рады. Я никогда не приходила в восторг от хозяйничанья здесь белых, а вот ско-ро,—может быть, завтра, придут красные, и я буду