Услышав свое имя, Никита встал. Голоса в зале смолкли.

Боярин кинулся к нему, схватил за руку и бегом потащил за собой.

— Да что случилось-то? — не понял Никита.

— Милославский помирает, подавился! За тобой послали.

— Тогда беги впереди, а я за тобой.

Боярин бежал по коридорам и переходам, крича во все горло:

— Расступись! Дорогу!

Слуги с блюдами в испуге прижимались к стенам, а Никита боялся одного — поскользнуться на гладком и скользком полу. Подошвы у новых сапожек кожаные, по плитам скользят.

Они ворвались в трапезную на втором этаже. У царского стола стояла толпа. Увидев Никиту, все закричали:

— Лекарь! Дорогу дайте, расступитесь!

Мигом освободили проход.

Ни секунды не медля, Никита бросился к столу.

По левую руку от царского места — тесть царский, Илья Милославский. Он сидел на стуле и не мог ни вздохнуть ни выдохнуть, только сипел. Лицо уже посинело, глаза были прикрыты.

Вокруг него, расступясь, бояре да князья полукругом. Хмель из головы сразу выветрился, глаза от ужаса круглые. Не дай бог, Милославский на пиру умрет — примета плохая.

Никита подскочил к стулу с Ильей Даниловичем и крикнул боярину, который его привел:

— Стул из-под боярина выдерни!

Боярин стул на себя рванул, и Никита едва успел подхватить тяжелое тело. Он зашел со спины, сцепил обе руки вокруг боярина в замок на животе и резко рванул на себя. Илья хекнул, и на стол вылетел непрожеванный кусок мяса. Милославский со свистом втянул в себя воздух.

Дворяне вокруг ахнули — то ли от страха, то ли от радости, не понять. А тесть царский раз вдохнул полной грудью, второй… Лицо из синюшного сначала сделалось красным, потом постепенно приняло свой обычный цвет.

Дворянство зашумело, загомонило. Только что на их глазах умирал человек — да не простой, а боярин, тесть царев. А лекарь подскочил, вроде и не сделал ничего, а человек в себя пришел. Для окружающих перемена была просто разительная.

— Стул боярину подставь, видишь — ослаб человек, — распорядился Никита.

Молодой боярин подвинул стул, и Милославский буквально рухнул на него.

— Все, государь, — повернулся к царю Никита. — Надеюсь, больше никто в моей помощи сегодня нуждаться не будет?

— Ты хочешь сказать, что сделал все и он в лечении не нуждается? — удивился царь.

— Да, конечно. Он подавился куском мяса, но сейчас все хорошо.

— Так быстро?

— Да, государь, — Никита поклонился. — Поздравляю тебя с прибавлением в семействе; прости, что только сейчас поздравил.

— Хм. Прими от меня кубок.

Стольник подал Никите кубок с вином, и Никита внутренне содрогнулся — да в нем не меньше литра вина! Он же до дома не дойдет!

— За тебя, государь! — Никита осушил кубок и перевернул его.

Дворянство одобрительно зашумело, тоже взялись за кубки.

Царь посмотрел на Никиту с уважением. После почти молниеносного избавления у всех на глазах от неминуемой смерти боярина Милославского Никита еще больше вырос в его глазах.

Лекарь протянул кубок стольнику, однако царь протестующим жестом остановил его:

— Оставь у себя, дарю от чистого сердца, — сказал государь.

Бояре восторженно зашумели. У многих из них парадная посуда была не хуже, но получить в дар царский кубок — это похлеще медали на грудь, даже выше, чем орден, хотя их еще не было.

Никита понял, что только что обзавелся кучей завистников и не меньшим числом будущих пациентов — уж очень наглядно получилось.

Никита поклонился государю и пошел к двери.

— Погоди, Никита! — голос был не царский.

Никита обернулся: Милославский пришел в себя, отдышался, поднялся со стула.

Дворяне притихли и смотрели на происходящее с интересом.

— Государь тебя наградил — теперь мой черед! Ты ведь мне жизнь спас. Али я неверно говорю? — боярин повернулся к дворянам.

— Верно говоришь! — вновь зашумели те.

— Стольник, кубок Никите! — Одновременно он протянул свой.

Стольник наполнил его доверху. Господи, да когда же это кончится? Никита чувствовал, как пол уже качается под его ногами. А деваться некуда, попробуй откажись в такой ситуации! Потому кубок, протянутый ему боярином, принял.

— Здравь буди, боярин, многие лета! — и, не отрываясь, осушил до дна.

— Молодца! Кубок дарю!

Милославский обвел глазами бояр. Те закричали, одобряя его поступок.

Едва не упав, Никита поклонился боярину, потом царю — затем всем боярам и, сжимая в каждой руке по кубку, вышел. Его качало, кружилась голова.

Молодой боярин, что прибегал за ним, поддержал Никиту под руку.

— Слышь, боярин, не сочти за труд, скажи холопам — пусть меня домой отвезут.

— Запросто! Я ведь внучатый племянник Милославскому. Как не уважить тебя!

Никиту посадили в возок и отправили, наказав кучеру не только довезти, а и на крыльцо поднять. Едва успев сказать, куда его везти, Никита тут же отключился.

В себя пришел уже на крыльце. Рядом стоял кучер, барабаня кулаком в дверь.

На стук выскочила Любава, помогла Никите войти, снять кафтан.

— Ой, Никита! Ты зачем с царского стола кубки взял? Нехорошо-то как!

— То подарки! — заплетающимся языком торжественно заявил Никита и рухнул на пол.

С помощью кухарки Любава разула его, вдвоем они перетащили его на постель, раздели. Как он уснул — не помнит.

Очнулся в полдень. Голова трещала — спасу нет. Открыв глаза, Никита увидел рядом с собой Любаву.

— Испей рассолу капустного, — Любава протянула ему кувшин.

Во рту было сухо, язык не поворачивался. Никита жадно припал к кувшину, ополовинил.

— Может — пивка, поправиться?

— Не могу, — Никита откинулся на подушку. После рассола от квашеной капусты стало легче.

— Сейчас горяченького шулюма дам. Кухарка с утра сварила, тебя дожидается.

Никита через силу похлебал жиденького бараньего шулюма. Колокола в голове бить перестали, боль стихла.

— Я не знала, что ты так напиться можешь, — с укоризной сказала Любава.

— Я и сам не знал, сроду так не напивался, — почти простонал Никита.

— Кубки у тебя откуда? — Любаву снедало любопытство.

— Один царь подарил, другой — боярин Милославский.

— Ой, что делается! Так ведь они цены немалой! А за что?