Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Боярина на пиру спас — мясом он подавился.
Любава погладила его по голове, как маленького:
— Лекарь ты мой.
Раздался стук в ворота.
— Кто это там? Пойду открою.
Любава накинула платок, вышла и вернулась с князем Елагиным. Тот выглядел помятым, под глазами обозначились мешки.
— День добрый, Никита!
— И тебе не хворать, княже.
— Ха, лежишь! А о тебе только и разговоров по боярским домам.
— С чего?
— Ты забыл, что ли? Дай-ка на подарки поглядеть.
Любава принесла кубки. Она уже успела отмыть их от вина, протерла.
Князь поочередно кубки осмотрел, полюбовался, взвесил на руке.
— Один другого краше! Повезло тебе, Никита! Если так и дальше пойдет — царь тебя может боярским званием пожаловать.
— Ох, башка трещит — не до званий.
— Чудак-человек! Да так не всем везет — даже боярам. Из рук царя и тестя царского по кубку в один день получить! Своего счастья не понимаешь! Рассолом поправился уже?
— Успел.
— Тогда пусть супружница вина подаст.
— Семен Афанасьевич! Слышать о вине не могу, мутит!
— Да что же ты такой хлипкий, Никита! Подарок-то обмыть надо!
Подарки обмывали прямо из кубков.
Любава шустро накрыла стол. Князь съел здоровенную миску шулюма, обгрыз бараньи косточки:
— Вкусно! — похвалил он. — Кухарка у тебя хорошая.
— Не жалуюсь, — сдержанно ответил Никита.
Еще поели, выпили немного. Никита уже пришел в себя, но в лекарню не пошел: полдень уже минул, да и состояние не то.
Князь уехал довольный, но Никита так и не понял, зачем он приезжал. На кубки поглядеть?
Однако события дня еще не закончились.
Князь к вечеру заявился снова — уже в серьезном подпитии.
— По княжеским домам ездил, выпил слегка. Только и разговоров, что о пире царском. А где про пир, там и про тебя. Кто из бояр тебя раньше не знал — так на пиру увидел. Ноне ты личность известная. Любава, гордиться таким супругом надо.
— А я знаю и горжусь им давно, — просто сказала Любава.
Когда Никита и князь остались наедине, Елагин попросил:
— Погадай мне на картах, давненько ты не гадал.
— Так ведь…
— Уважь, Никита! И ты хмельной, и я, но уж больно услышать хочется, что меня ждет. Я и карты с собой взял, — князь достал колоду.
Деваться было некуда. Никита вздохнул, разложил пасьянс. Потом сгреб карты и разложил снова.
— Что такое? Говори, не томи.
— Два раза раскладывал. Теперь слушай, только о том — никому!
— Обижаешь, Никита! Я весь внимание!
— Через четырнадцать лет царица умрет.
— Ох, Господи, помилуй мя, грешного! — князь приложил ко рту ладонь. — Страсти-то какие! Дальше давай!
— Государь женится на Наталье Кирилловне из рода Нарышкиных.
— Так-так-так!
— Государь переживет царицу на пять лет. У него будет двое сыновей, Петр и Иван. Править Россией будет Петр.
— Так он мал еще будет-то…
— Не перебивай, княже.
— Молчу.
— После смерти Алексея Михайловича царевна Софья править будет.
— Это что родилась недавно?
— К тому времени повзрослеет.
— Дальше давай.
— Не говорят карты больше ничего — и так сказали многое.
— Это верно. Да предсказания-то все сильные, с ума сойти можно. Вот только сроки — четырнадцать лет! Доживу ли?
— Доживешь — я по картам вижу.
— Вот! Самое твое главное предсказание. В моем возрасте прожить еще четырнадцать лет — как подарок судьбы. Вот спасибочко!
Никита собрал карты и вернул князю. Тот сунул их в карман — небось, еще пригодятся.
На следующий день Никите нужно было идти на службу.
Иван встретил его, вскинув руки:
— Ой, Никита! Что вчера здесь творилось!
— А что такого? Я приболел вчера — после царского-то пира.
— Так бояре да купцы приехали, возками всю улицу перегородили. И все тебя хотели видеть.
— Неуж все срочно заболели? — улыбнулся Никита.
— Обещали сегодня приехать.
И в самом деле — не успел он переодеться, как к лекарне стали подъезжать возки, и все как один — купеческие. Понятное дело: они с утра раненько встают — волка ноги кормят. Это бояре да князья утром могут себе позволить вздремнуть.
Никита стал принимать страждущих. В основном была мелочовка: вросший ноготь, сломанный позавчера на пиру палец.
Но слух о чудесном спасении Милославского буквально магнитом тянул людей в лекарню. Раз уж умирающего за минуту воскресил на виду у всех, то с немудреной болячкой тем более справиться должен. Один случай, правда, серьезным оказался.
— Веришь ли, лекарь, две горсточки каши съем, а кажется — весь казан опустошил. Не лезет больше. И вот тут болит, — купец ткнул пальцем в эпигастрий.
Никита осмотрел его, пощупал. То ли язва каллезная, то ли опухоль? В любом случае оперировать надо. Об этом и сказал купцу.
— Это живот резать? Не дамся!
— Подумай хорошенько. Без операции долго не протянешь, а потом поздно будет.
— Сколько Бог даст…
— Твое дело, купец, ты сам кузнец своего счастья.
Удрученный купец ушел. Вот же упрямец! Болезнь-то не уйдет никуда, он будет продолжать болеть, а когда совсем невмоготу станет, придет. И ладно, если застарелая язва окажется — пусть и с рубцами. А если рак? Упустит время, пойдут метастазы — тогда уже его не спасти. Жалко мужика, но ведь без его согласия под нож не потащишь.
Только к обеду разобрался с купцами, как чередой пошли бояре. Многие из них сами были свидетелями происшествий на пиру, поэтому верили Никите безоглядно. Эти чинно, как в боярской Думе, рассаживались на лавках в коридоре, опирались на посохи. А как в кабинет Никиты входили, Иван с них кафтаны да шубы снимал. Еще не холодно, осень — но положение обязывало. Бояре и летом в шубах ходили, обливаясь потом.
Первый же боярин важно представился:
— Боярин Иван Богданович Милославский.
От Елагина Никита знал о царедворцах. Плещеев был главой Земского приказа и приходился племянником Илье Даниловичу Милославскому, тестю царскому. Надо признать, Милославских на Москве не любили.
Кроме Плещеева был еще Петр Траханиотов, дьяк Пушкарского приказа, а оных, помельче — и не сосчитать. Если учитывать, что сам Илья Данилович был главой Стрелецкого, Рейтарского, Иноземного приказов да еще ведал Большой казной, то власть Милославских была велика.