— Нам дали задание взорвать мост, и мы его взорвали. Пусть другой, не железнодорожный. Но по нему через неделю, как крысы, полезут отступающие немцы. А метаться по степи и убегать мы не имели права. Мы и так бегали от немцев все эти дни.

Такие слова были несвойственны жесткому профессиональному десантнику. Это были слишком громкие слова. Но, возможно, они требовались, чтобы успокоить себя и нас. Доказать, что все делалось не зря. Наверное, я тоже слишком много вспоминаю про тот случай. Позже, на фронте, я видел гибель тысяч людей. А это был всего лишь рядовой эпизод войны.

Через сутки мы встретились с наступающей танковой частью. Позже добрались до своей бригады. Нас не хвалили, но и не высказывали претензий. Из группы в одиннадцать человек остались трое. Мы воевали, вернулись с оружием и после лечения снова встали в строй.

Я рассказал о двух эпизодах своего боевого пути. Если успею, что-то еще расскажу позже: Так сложилось, что практически всю войну я воевал в составе 27-й воздушно-десантной бригады, почти все время бок о бок с Леонидом Коваленко.

Правда, прыгать в тыл врага мне больше не пришлось. Учился на курсах минеров, потом воевал в боевых частях бригады и дважды был ранен, в том числе в ногу. Тяжелое ранение в колено не позволяло прыгать с парашютом. Я участвовал в боях за освобождение Донбасса, воевал в Венгрии, освобождал Вену. У реки Табор обнимались с американскими солдатами. Там и закончил войну. Был награжден орденами Отечественной Войны и Красной Звезды, несколькими медалями, в том числе той самой, первой, «За отвагу».

После войны служил некоторое время в армии, трудился на различных предприятиях, а затем был направлен на службу в милицию. Сейчас — полковник в отставке, имею двоих взрослых сыновей, внуков.

Надо было срочно перебросить батарею через открытую лощину на другую позицию. Первые два орудия немцы накрыли. Половина расчетов погибла. Моя «сорокапятка» была третьей. Весь расчет смотрел на меня. Умирать никому не хотелось…

Романов Г. П.

Я хорошо знал Георгия Петровича Романова и всю его большую семью. Дружил много лет с его старшим сыном. Георгий Петрович, высокого роста, широкоплечий, почти всю жизнь работал на оборонном заводе «Баррикады». Потеряв под бомбежкой в Сталинграде мать и отца, он ушел на фронт, не сумев их похоронить. Не смог он и вывезти из горящего Сталинграда жену и двухлетнего сына.

Он служил в расчете знаменитой «сорокапятки». В 1943–1944 годах эти пушки уже устарели. Вступая в бой с немецкими танками, артиллеристы всегда несли большие потери. Пережить два-три серьезных боя считалось большой удачей.

Георгий Петрович Романов прошел Великую Отечественную, получив тяжелое ранение, заслужив три ордена, медали и несколько благодарностей от Верховного Главнокомандующего Сталина И. В.

Я родился в 1914 году в селе Ерзовка, Дубовского района Сталинградской области. Родители простые рабочие, детей в семье было двое — я и старшая сестра. Окончил семь классов, работал в механических мастерских. В 1930 году вместе с родителями переехал в Сталинград, построили небольшой дом. В семнадцать лет поступил работать на завод «Баррикады», на котором трудился практически всю жизнь, если не считать тех лет, что воевал на фронте. Я довольно быстро освоил специальность артиллерийского слесаря — эта довоенная специальность значится в моей сохранившейся красноармейской книжке.

В 1939 году познакомился со своей будущей женой Шурой, и оба поняли — быть нам вместе. Забегая вперед, скажу, что так оно и получилось. Вскоре поженились, прожили вместе пятьдесят с лишним лет, вырастили двоих сыновей, дождались внуков. Старший сын, Валерий, родился в апреле 1940 года. А 22 Июня началась война, которая перечеркнула всю жизнь нашей семьи на две части: до и после…

Завод, на котором я трудился, был оборонного значения. Если уж простые фабрики работали без выходных, то завод «Баррикады», выпускающий артиллерийские изделия, работал день и ночь. Многие даже ночевали на заводе, чтобы сэкономить время на дорогу и немного больше отдохнуть. Но часто выходило так, что отдыха не получалось. Отработаешь смену, двенадцать часов, поужинаешь, а начальник цеха просит: «Надо бы еще пару часов потрудиться. Срочный заказ». Где два, там и три часа. За полночь спать ляжешь, а в пять утра будят. Опять что-то срочное. Мы понимали ситуацию, но люди до того выматывались, что просились от такой жизни на фронт.

Отдельные немецкие самолеты прорывались к Сталинграду с весны 1942 года, а девятого июля уже целая группа бомбардировщиков произвела массированный налет на промышленные объекты Кировского района. Пятнадцатого июля Сталинградская область была объявлена на военном положении. Вскоре начались почти постоянные бомбежки города. Двадцать третьего июля бомбили одновременно заводы «Баррикады» и «Красный Октябрь». Большинство бомб легли в стороне от це ли. Сработали команды ПВО, которые начали жечь разный хлам, имитируя пожары.

Уже имелись немалые жертвы среди мирного населения, но никакого указания об эвакуации не поступало, и разговоры на эту тему пресекались. Я опасался за жизнь своих близких, но почти круглосуточная работа на заводе не давала возможности слишком задумываться на эту тему. Начиная с мощного налета сотен немецких самолетов 23 августа 1942 года, бомбардировки не прекращались ни днем, ни ночью. Бои шли на окраинах города, а завод «Баррикады» продолжал работать, выпуская оружие для фронта. В один из этих дней я был легко ранен осколком бомбы.

Но это казалось мелочью по сравнению с тем, что под бомбежкой погибли отец и мать, дом был разрушен. Спрятав в каком-то погребе жену и двухлетнего сына, я кинулся искать хотя бы тела родителей, чтобы их похоронить. Кто-то из соседей видел, что отец лежал тяжело раненный на соседней улице. Но ни отца, ни мать в непрерывном грохоте бомб, густом дыму пожаров найти не смог. Практически все вокруг горело.

У меня уже была на руках повестка явиться на призывной пункт. Уклонение от явки означало трибунал. Я даже не мог вывезти из горящего города жену и двухлетнего сына Валеру. Попрощался с обоими. Жене сказал:

— Переждите бомбежку здесь, в погребе. А потом пробирайтесь к родне в Иловлю.

Никто из нас не знал, что расстаемся на долгих три с половиной года. Всех масштабов трагедии жителей Сталинграда, которых начали эвакуировать буквально в последний момент, ни я, ни Шура не могли даже представить. Как не могли представить, что в городе развернется ожесточенное сражение, которое будет длиться до февраля 1943 года.

Я побежал на призывной пункт. Бежал, как на передовой, под огнем, падая, когда слышал свист бомб, и пережидая очередную серию взрывов. О себе не думал. Хоть бы остались в живых жена и сын! Можно представить, что творилось на призывном пункте. Призывников, в основном мальчишек восемнадцати-двадцати лет, да и тех, кто постарше — мне было 28 лет, безоружных, необученных, — срочно выводили из огня, чтобы сформировать роты и батальоны, хотя бы наскоро обучить и вооружить. Меня, как опытного специалиста по артиллерийской технике, планировали отправить на курсы артиллеристов, которых на фронте не хватало.