— Садись! — Стас приглашающе похлопал по спальнику. — Сейчас мы с тобой врежем по чайку! Врежем?

Молчание спутницы волновало Стаса. Не хотелось ему связываться с ней, ведь знал, что из всех знакомых баб Аська — самая неподходящая кандидатура. Мало того, что доходяга, так еще и мнительная до безобразия. Как что в башку взбредет или кто скажет что не то — считай, всё пропало. Вот как сейчас эта бабка с ее бреднями. Теперь будет всю ночь себя накручивать, и какой после этого с нее ходок? И так отстают от графика. А все Ритка! Асю возьмем, Асю! Вот и взяли. На фига, спрашивается? А ведь когда-то он был в нее влюблен. С третьего класса их дразнили женихом и невестой. И мать подливала масла в огонь. Асечка то да Асечка се, цветочек экзотический. Ага, цветочек! Агава бледно-зеленая, — Стас вспомнил любимый Асин цветок. — Вот Марго — на самом деле цветок. Редкостный. Из тех, что питаются доверчивыми мошками, прельщенными их красотой. Со Стасом они — одного поля ягода, а Ася…

Она продолжала стоять, будто статуя в греческом зале. Что бы такое сделать, чтобы она немного расслабилась? Способа у Стаса было всего два. Первый — накатить по соточке. Но сейчас это невозможно — спиртного он с собой не взял и теперь пожалел об этом. Придется воспользоваться вторым, благо для этого, как говорится, все под рукой.

Стас встал, подошел к своей спутнице и, приобняв ее за талию, осторожно усадил на спальник.

— Чаю? — улыбнулся он одной из самых обворожительных своих улыбок, устраиваясь рядом.

Она сосредоточенно кивнула и спросила:

— Как думаешь, это правда, насчет проклятия?

— Дурочка ты моя сентиментальная! — Стас обнял Асю, притянул к себе.

— Думаешь, она нас пугала? Но зачем?

Договорить она не смогла, губы Стаса прижались к ее губам, его рука скользнула ей за пазуху.

На мгновение Ася застыла, не веря в происходящее, а потом попыталась оттолкнуть Стаса. Чувствуя сопротивление, он отбросил все свои учтивые манеры. Движения стали грубыми, руки, стягивающие комбинезон, казалось, сдирали кожу. Ася почувствовала, что задыхается. Извиваясь всем телом, она сумела высвободить одну руку. И вцепилась Стасу в волосы, пытаясь оттащить от себя.

— Дура, больно! — взвыл он.

Приток кислорода и радость от маленькой, но все-таки победы прибавили Асе сил, и, схватив первое, что попалось под руку, она изо всех сил ударила ухажера по голове. Раздался оглушительный хруст. «Боже, я проломила ему череп!» — с ужасом подумала Ася и зажмурилась.

— Чокнутая ты все-таки, Аська! — донесся до нее возмущенный голос Стаса. — Ты ведь когда-то этого хотела. Признайся! Хотела?

Трупы не ругаются, и Ася, открыв глаза, тупо уставилась на смятую пачку галет. Вспышка ярости потихоньку уходила, уступая место раскаянию. А если бы ей под руку попался термос? Ведь она могла убить Стаса!

Возмущенно сопя, Стас налил чаю, отобрал у Аси злосчастную пачку, вытащил две галетины, положил сверху на Асину кружку (как покойнику — отметила она) и шумно отхлебнул из своей. Разговаривать не хотелось. Кто ее знает, эту чокнутую, еще расскажет все Ритке. Но, бросив раздраженный взгляд на Асю, вцепившуюся в кружку, понял — не расскажет. А еще понял, что Марго заранее просчитала ситуацию, потому и подсунула ему сестричку. Знала, что она ничего такого не позволит. Вот змеиная семейка! Отхлебнув еще глоток чаю, Стас засунул в рот сразу две галетины и заглянул в пачку — все остальные от столкновения с его головой превратились в обломки. Выуживать их по одному было лень, поэтому Стас запрокинул голову и вытряхнул в рот содержимое пачки, запив все это хорошим глотком чая. Покончив с довольно скромным ужином, он влез в спальник и, демонстративно повернувшись к Асе спиной, оставил «родственницу» наедине с ее фантазиями.

Асе же спать абсолютно не хотелось. Буквально заставив себя съесть галеты, она сидела, обхватив кружку обеими руками. Кружка была невысокой, округлой, умиротворяюще теплой, Асе казалось, что если она выпьет чаю, это тепло исчезнет и сразу станет холодно. И страшно. Хотя скоро ей все равно стало страшно. Вопреки уверениям синоптиков за окном разыгралась настоящая буря. Деревья стучали промерзшими сучьями по стенам, будто умоляя пустить их погреться, ветер выл и швырял в окна пригоршни снега. А еще наверху, прямо над головой, кто-то ходил, и шаги эти, медленные и тяжелые, заставляли сердце сжиматься от страха. Не выдержав, Ася потрясла Стаса за плечо.

— А? Что? — вскинулся он спросонья и, разглядев напуганную Асину физиономию, недовольно проворчал: — Ну что тебе еще?

— Шаги! Слышишь? Наверху кто-то ходит!

— Кто-то ходит! — передразнил ее Стас. — Да бабка тутошняя и ходит. Ты что, думала, она в деревню почесала в одном платьишке и без валенок? Да? Тут небось рядом черный ход, она по нему и прошла в дом, а тебе, дурочке, лапши на уши навешала, чтобы ты сидела смирно и не рыпалась, по дому не шарилась. Все. Я спать, а ты как знаешь. До рассвета всего ничего осталось. В шесть подъем, завтрак — и вперед заре навстречу. Ты забыла, что у нас на кону? — И он снова повернулся к Асе спиной.

Однако Асино беспокойство все-таки передалось ему. Бормоча под нос что-то вроде «с кем поведешься», он вылез из спальника, забаррикадировал закрытую дверь с помощью оттоманки, вешалки и столика и с чувством выполненного долга улегся на место.

Ася тоже легла, закрыла глаза, но сон не шел. Тяжелая, размеренная поступь никак не вязалась в ее представлении с легкими, скользящими шажками хозяйки. Та, казалось, вообще не касалась ногами земли, а этот «кто-то» мерил комнату у них над головой тяжеленными шагами, будто не человек это был вовсе, а статуя Командора, явившаяся на званый ужин. Потом наверху скрипнуло то ли кресло, то ли диван, и шаги прекратились. Ася со страхом вслушивалась в звуки дома, но они, если и были, заглушались бесчинством пурги за окном, и страх потихоньку ослаб, уступая место сну.

— Может, хватит спать, принцесса в спальном мешке? — сквозь сон донесся до Аси голос Стаса.

Она открыла глаза, зябко потянулась. В комнате было темно — свечи догорели и погасли.

— Пора? — спросила Ася.

— Пора, пора, — проворчал Стас. — Ну ты и спишь! Наверное, можно из пушки палить — не разбудишь! Уже с полчаса хожу, баррикаду разобрал, дверь откопал — знаешь сколько за ночь снегу намело! Завтрак накрыл, а ты все дрыхнешь.

Возле Асиного спальника и впрямь стояла чашка, накрытая, как и вечером, двумя галетинами.

Ей хотелось попросить Стаса не класть так печенье, но не было никакого желания нарываться на очередные колкости. Однако Стас почувствовал ее настроение, хотя истолковал его по-своему.

— Не куксись, у меня уже у самого эти галеты во где стоят, — он провел большим пальцем поперек горла. — Через два часа будем готовить обед. Примус запалим, кашки сварим. Будешь кашку?

— А где можно умыться? — не поддержала тему она.

— Извините, — Стас в шутовской манере раскланялся, — удобства у нас нонче во дворе. Умываемся снежком.