Такой поворот – прочь от демократии и верховенства права, – по-видимому, и совершил Дональд Трамп. Он стал первым кандидатом в президенты США, заявившим, что в случае проигрыша он не признает итоги выборов. И призвавшим своих сторонников (впервые более чем за столетие) избить своего конкурента. И первым намекнувшим (два раза), что этого человека нужно убить. И первым, сделавшим магистральной темой своей кампании заключение конкурента в тюрьму. И, наконец, первым, начавшим делиться фашистскими интернет-мемами. Став президентом, Трамп выражал свое восхищение зарубежными диктаторами. Из-за недемократических черт американской системы партия Трампа получила большинство мест в обеих палатах Конгресса. Трамп нудно повторял, что в рамках всеобщего голосования он не уступил оппоненту (с большим перевесом выигравшему), хотя знал, что это не так. Российские сторонники попытались подсластить пилюлю: так, Первый канал солгал, будто Клинтон получила большинство голосов лишь благодаря миллионам “мертвых душ”.

Электоральная логика садопопулизма предполагает голосование лишь тех, кто выигрывает от неравенства, а также тех, кто любит страдать, и лишение избирательных прав тех, кто ожидает от государства реформ и стремления к равенству. Трамп начал с назначения комиссии, обладающей правом отстранять избирателей от федеральных выборов, по-видимому, чтобы в будущем на федеральном уровне (в некоторых штатах это уже произошло) сформировалось искусственное большинство. Без таких органов на уровне штатов Трампу было бы труднее победить в 2016 году. Расчет, по-видимому, на то, чтобы в будущем затруднить голосование на выборах еще большему количеству людей. Возможный негативный сценарий для американской демократии – сочетание некоего шокирующего события, например акта внутреннего терроризма, с проведением выборов в условиях чрезвычайного положения, еще сильнее сузит круг избирателей. Трамп уже неоднократно говорил о таком “важном событии”.

Россия соблазнила Трампа постом президента. Трамп предложил республиканцам соблазнительную перспективу в виде однопартийного государства, квазивыборов без состязательности и расистского олигархического государства, в котором задача лидеров состоит в причинении страдании, а не в заботе о благосостоянии, в том, чтобы произвести впечатление на немногих, а не на всех сограждан. Если все, чем занимается федеральное правительство – это содействие углублению неравенства и уменьшению количества избирателей, то в определенный момент черта будет перейдена. И тогда американцы вслед за россиянами могут перестать верить в ценность выборов. В США (как теперь в России) начнется постоянный кризис преемственности. И это станет триумфом российской внешней политики 2010-х годов: экспорт в страны-противники собственных внутренних проблем, перекладывание их с больной головы на здоровую.

Вред, причиняемый такой политикой, повсеместен, но “лечение” должно быть местным. Президентская кампания 2016 года, биография Трампа, подставные фирмы и сомнительные сделки с недвижимостью, преобладание интернет-новостей, особенности американской Конституции, ошеломительное экономическое неравенство, непростая история межрасовых отношений: все это американцам может показаться имеющим отношение лишь к их стране и ее уникальной истории. Американцы, поддавшись соблазну “политики предопределенности”, поверили, что мир неминуемо станет похожим на США и, следовательно, станет безопаснее и демократичнее, однако этого не произошло. В 2010-х годах США и без того склонялись к сворачиванию демократии, и Россия лишь воспользовалась этой тенденцией. Российские методы управления привлекли начинающих американских олигархов. Как и в России, существовала опасность того, что фашистские идеи объединят их.

Чтобы снять заклятие неизбежности, нам следует увидеть себя такими, каковы мы есть: не идущими неким особым путем, а населяющими вместе с другими историю. Чтобы побороть искушение “вечностью”, мы должны с помощью государственной политики разобраться с собственными проблемами – начиная с неравенства. Превратить американскую политику в вечный межрасовый конфликт – значит допустить усиление экономического неравенства. Для того чтобы справиться с уменьшением возможностей, чтобы вернуть шанс на прогрессивное развитие общества и, следовательно, чувство перспективы, нужно видеть в американцах граждан, а не конфликтующие группы.

Либо в Америке будет равенство в двух формах – расовой и экономической, – либо не будет никакого. И тогда победит “политика вечности”, олигархи-расисты получат власть, а демократия в Америке умрет.

Переживать разрушение демократии – значит впервые увидеть мир. Мы, унаследовавшие порядок, созданный не нами, стали свидетелями крушения, которого мы не предвидели.

Увидеть современность – значит избавиться от дурманящих нас мифов о “предопределенности” и “вечности”, прогрессе и обреченности. Есть целый мир вне этих рамок. “Предопределенность” и “вечность” – это не история, а то, как мы ее понимаем, как ощущаем современность, ощущаем то, что усиливает ее тенденции, одновременно замедляя наше мышление. Чтобы прозреть, нам нужно отодвинуть тусклое стекло – и увидеть себя такими, каковы мы есть, а историю принять как нечто, что творим мы сами.

Добродетели обусловлены институтами, которые делают их желательными и возможными. Когда гибнут институты, добродетели становятся очевидными. Утрата оборачивается приглашением к восстановлению. Каждая из добродетелей – равенство, индивидуальность, преемственность, интеграция, стремление к новому, истина – зависит от других, и все они зависят от человеческих решений и поступков. Нападки на одну из добродетелей означают нападки на все, и укрепление одной из них означает утверждение и всех прочих.

Нам, заброшенным в мир, который мы не выбирали, нужно равенство, чтобы без неприязни учиться на собственных ошибках, но лишь общая политика в состоянии создать граждан, чувствующих себя индивидами. Будучи индивидами, мы стремимся понять, что именно мы можем и должны делать сообща и поодиночке. В демократическом обществе мы можем слиться с теми, кто голосовал прежде нас и будет голосовать после нас, и это породит преемственность власти и ощущение времени. В результате мы сможем увидеть страну как одну из многих, сможем уяснить необходимость интеграции и выбрать ее условия. Добродетели подкрепляют одна другую, однако это не происходит механически. Всякая гармония требует человеческого мастерства, постоянной поверки старого – новым. Без обновления добродетели угасают.

Все добродетели зависят от истины, и истина зависит от них всех. В нашем мире абсолютная истина недостижима, но ее поиски ведут индивида от несвободы к свободе. Соблазн поверить в то, что выглядит правильным, поджидает нас всегда и везде. Авторитаризм рождается тогда, когда мы уже не в состоянии отличить истинное от заманчивого. Но циник, считающий, будто истины не существует вовсе, поощряет тирана. Абсолютное неверие в авторитеты – это наивность по отношению к отдельному авторитету, которая питается эмоциями и порождает цинизм.

Да, мы все индивидуальны. И если мы действительно живем в демократической стране, то каждому из нас должен принадлежать один голос, не больше и не меньше, вне зависимости от богатства, расовой принадлежности, привилегий или места жительства. Принимать решения должны индивиды, а не “мертвые души”, интернет-боты или “зомби” из “вечности”. Если бюллетень по-настоящему отражает мнение гражданина, то граждане могут уделить время государству, а оно – гражданам. Такова истина преемственности.