Печенеги были по-своему правы, предпочитая товары золоту: чтобы потратить его, нужно было везти его далеко. Степные ремёсла по необходимости сводились к небольшому набору кожаных, шерстяных, каменных, золотых и серебряных изделий (железные встречались реже); их пища состояла в основном из мяса, сыра и кумыса: таковы были устоявшиеся у них вкусы. В Константинополе выбор был несравненно шире, включая привозимые из дальних стран специи и вина, а византийские ремесленники производили всё, что было известно античности, изо всех материалов, включая сплавы, керамику и стекло. Отдельные предметы, упоминаемые в тексте, довольно прозаичны, но в степи они, конечно, были редкостью: «…влаттии [отрезы пурпурной ткани], прандии [ленты], харерии [лёгкая шерстяная одежда], пояса, перец, алые кожи парфянские и другие предметы…»[282]

Что явно раздражало автора и толкало его к употреблению бранных эпитетов – так это то, что все причастные выпрашивали плату помимо и сверх императорского «подарка»; все, включая знатных печенегов, которых удерживали в качестве почётных гостей-заложников, пока византийские послы подвергались опасности на землях печенегов, а также члены их свиты, перевозившие как заложников, так и послов туда и обратно:

С тем же требованием обращались члены свиты, доставлявшие императорского посла. Автору это казалось проявлением мелочной скаредности, хотя в действительности здесь отражалась важная политическая реальность. Дело в том, что печенежского каганата со всемогущим главой, способным карать и награждать, не существовало. Вместо него было всего лишь собрание племён, не слишком строго управлявшихся вождями, которые могли сходиться на совет, чтобы планировать совместные действия. Текст гласит:

Это, пожалуй, чересчур схематично для того, чтобы быть правдоподобным, хотя здесь заложено объяснение отсутствия всемогущего единоличного правителя, которому служат верные слуги, получающие вознаграждение только от него одного. Поэтому каждый печенег ждал, что его лично вознаградят за любые оказанные услуги. Хотя для византийского императора это было непривычно, хотя это его раздражало, всё же ни один грек не мог презирать свободу: «…печенеги – люди свободные и независимые [автономи], и они никогда не оказывают никаких услуг без вознаграждения». Разумеется, у печенегов была своя цена, но так обстояло дело со всеми степными народами, и печенеги, очевидно, были дешевле:

Но даже отважные печенеги не всегда могли быть полезны. Чтобы служить Византии, союзник должен был быть и достаточно силён для того, чтобы успешно действовать против врагов империи, и вместе с тем не представлять собою угрозы. С 1027 г. печенеги стали терять очки по обоим этим счетам. В этом году они стали совершать набеги через Дунай и в 1036 г. были разбиты дружиной Киевской Руси под началом князя Ярослава I – то есть той самой державой, которую они предположительно должны были сдерживать. Византийцам нужен был новый тюркский союзник в великой степи, и они обрели его в лице куманов, или кипчаков, как они сами называли себя на своём тюркском языке, тогда как в Киевской Руси их знали под именем половцев; им предстояла долгая эпоха успехов при различных режимах[286].

Они тоже были весьма подвижными и смертельно опасными конными лучниками, как гунны, авары, булгары, хазары, мадьяры и печенеги до них, и они также стали хозяевами степей, превзойдя численностью прежних насельников.

29 апреля 1091 г. византийцы со своими новыми союзниками-кумана-ми сошлись с несметной ратью печенегов в битве при Левунии (Лебурне) на реке Марица в южной Болгарии. Очевидно, печенеги были вытеснены на имперскую территорию куманами, захватившими их пастбища, потому что пришли они не как войско в набеге, а как многочисленная масса кочевников, состоявшая из скота, мужчин, женщин и детей.

В то время общее стратегическое положение империи было чрезвычайно неблагоприятным. Двадцатью годами ранее, в августе 1071 г., Роман IV Диоген (1067–1071 гг.) повёл многочисленное войско, составленное из регулярных территориальных сил и пополненное франкскими рыцарями, наёмными тюркскими конными лучниками и элитной дворцовой гвардией, на битву с поднимающейся силой Сельджукской тюркской империи. В сражении, известном как битва при Манцикерте (ныне Малазгирт), хотя проходило оно на более широком пространстве к западу от озера Ван в нынешней восточной Турции, рыцари пустились в бегство, некоторые наёмники перешли на сторону врага, а сам Роман IV Диоген был взят в плен, когда войска под командованием Андроника Дуки, притязавшего на императорский трон, покинули его на поле боя[287]. Хотя эта битва сама по себе традиционно считалась решающей, она не стала катастрофическим разгромом. Большая часть византийского войска сражалась вполне храбро до пленения императора, а затем отступила в стройном порядке, чтобы на следующий день возобновить битву.

Сельджукский султан Мухаммад ибн Дауд Чагри, лучше известный по прозванию Алп Арслан («Отважный лев»), обращался со своим пленником уважительно, потому что был человеком утончённым, а мягкие условия, которые он выставил, говорили о прежней мощи византийских войск, прежде разгромивших сельджуков в Киликии. Император и султан в течение некоторого времени вели переговоры, прямо до самой битвы, и они быстро пришли к соглашению, так что Роман IV Диоген отправился в Константинополь уже через неделю.

Катастрофа наступила впоследствии. Император был низложен и ослеплён, его сменил слабый Михаил VII Дука (1071–1078 гг.), чьи советники отказались признать мирный договор, но не мобилизовали армию на защиту границ, через которые тогда тысячами просачивались кочевники-туркоманы (туркмены) – тогда этим словом называли всех тюрков, обратившихся в ислам, хотя большинство из них составляли огузы[288].