Анатолия была ядром империи, и утрата любой её части в соответствующей мере снижала ресурсы державы, состоявшие в облагаемых налогом урожаях и в боеспособном мужском населении, пригодном к военной службе. – и вот большая часть из этого была утрачена в течение двадцати лет после битвы при Манцикерте, перейдя в руки огузс-ких вождей и сельджукских беев, военачальников. Молва о поражении византийцев придала смелости и другим врагам, главным образом норманнам, уже захватившим последние византийские анклавы в юго-восточной Италии к 1071 г., а также (в числе прочих) и сербам на Балканах, но империю опустошали прежде всего гражданские войны, продолжавшиеся и при следующем императоре, Никифоре III (1078–1081 гг.).

Однако воспоследовало впечатляющее восстановление империи при Алексее I Комнине (1081–1118 гг.), которое привело и к возвращению значительной части Анатолии. В течение десяти лет Алексей сражался с норманнами, с сельджукскими беями и с воинствующими еретиками-павликианами, при этом восстанавливая систему денежного обращения, сбора налогов, а также территориального управления оставшимися землями империи – Грецией с её островами, полосой побережья в западной Анатолии и южными Балканами. Все доходы и человеческие ресурсы империи должны были поступать с этой уменьшившейся территории, что и стало причиной вторжения печенегов в 1091 г., грозившего большей оставшейся части Византии и всему её будущему. Вот почему сокрушительное поражение, нанесённое печенегам при Левунии (Лебурне), было чревато стратегическими последствиями для возрастающего успеха Алексея I Комнина и империи – с того времени началось постепенное возвращение земель в Анатолии, чему немало способствовал Первый крестовый поход, несмотря на все его опасности и невзгоды. Описывая результаты этой битвы в своей «Алексиаде», Анна Комнина, высокообразованная дочь победителя, открывает свои чувства:

Битва при Левунии (Лебурне) стала великой победой, но вместе с тем и страшной бойней (куманы отказались принять в ней участие); однако в степи ещё оставались печенеги, на которых куманы напали в 1094 г., после чего и сами вторглись в пределы империи, перейдя через Дунай, пока войска Иоанна II Комнина, сына Алексея I, не разбили их наголову при Берое, или Берии (ныне Стара Загора в Болгарии).

Динамика этногенеза действовала в обоих направлениях: успешные группировки племён привлекали к себе другие племена, а также одиночек, становясь при этом всё многочисленнее и могущественнее как деятельные нации или даже как державы-каганаты, тогда как незадачливые державы теряли одиночек, целые кланы и даже племена, переходившие к более удачливым соперникам. Одни печенеги из числа оставшихся в живых стали болгарами, другие – венграми, третьи – куманами.

«Архонту» [князю] Хроватии [Хорватии]. Когда авары стали совершать набеги на империю в начале седьмого века, кульминацией которых стала осада Константинополя в 626 г., в их рядах было немало славян (склабинов, склавенов, склавинов), которые либо сражались под их началом, либо просто выступали как их союзники, рассчитывая на добычу; своим числом они усиливали боевое снаряжение и искусство аварских воинов. Согласно трактату «Об управлении империей» (“De administrando imperio”), император Ираклий впоследствии отделил этих славян, начиная с хорватов: «Поэтому, по повелению василевса Ираклия, эти хорваты, пойдя войною против аваров и прогнав их оттуда, по воле василевса Ираклия и поселились в сей стране [Далмации]»[290].

Когда попытка авар захватить Константинополь провалилась и они ушли на север, к Далмации и венгерской равнине, некоторые из этих славян отправились вместе с ними, постепенно разделившись на хорватов (Hvrati) и более многочисленных сербов (Srbi), причём в течение долгого времени это разделение было сугубо политическим, потому что говорили они на одном и том же языке (как и сегодня) и, как можно полагать, исповедовали одну и ту же языческую религию.

К середине девятого века хорваты были обращены в христианство и стали образовывать начатки государств как в приморской Далмации, естественной границей которой служили Динарские Альпы, так и на равнинах за ними, в части бывшей римской Паннонии.

Портовый город Ядера (Задар) даже после упразднения Равеннского экзархата лангобардами в 751 г. оставался центром византийской фемы (см. ниже) Далмация под управлением стратега, которому порой приходилось отражать нападения хорватского князя Трпимира в 845–864 гг.

Видимо, вскоре после этого возникла держава более основательная, потому что в 879 г. папа Иоанн VIII льстиво писал «герцогу хорватов» (dux Chroatorum) Бранимиру, сыну Трпимира, и путём интриг добился лояльности Хорватской Церкви Риму. В Сплите (по-латински Спалатум), бывшем, как и теперь, самым крупным городом Далмации, издавна был епископ, подчинявшийся патриарху Константинопольскому. К тому времени хорваты были, несомненно, православными, потому что использовали славянскую литургию святых Кирилла и Мефодия, записанную глаголицей, а не латинскую литургию.

Лишь значительно позже отдалённые последствия властных амбиций Иоанна VIII (о вероучительных разногласиях не было и речи) осуществились в смертельной ненависти, воцарившейся между католиками-хорватами и православными-сербами, которых яростно подстрекали их высокопоставленные священнослужители в конце двадцатого века. К 925 г., в эпоху Константина VII, два хорватских государственных образования объединились под началом собственного короля (гех) Томислава I.

«Князю сервлов (сербов)». В трактате «Об управлении империей» (“De administrando imperio”) опять же заявляется о том, что император Ираклий участвовал в создании их государственности, пожаловав им «место для поселения в феме Фессалоника»[291] – что, видимо, было хорошим способом отделить их от авар.

Могущественное сербское государство возникло в двенадцатом веке при Стефане Немане (ум. ок. 1199 гг.), который был опасным врагом Византии до тех пор, пока его не взял в плен и не вынудил стать другом император Мануил I Комнин (1143–1180 гг.).