– Это золотое дно, понимаешь? Я увидел, что могу отыграться за все годы издевательств. Вот как меня обирали – так я сейчас их могу, и они не заметят. Даже благодарны будут. Но я не стал. Это так легко – завысить цену, когда перед тобой не Светозарычи с Евлампиями, а такие, воздушные, товарищи, вроде твоих соседей. А денег-то у них не особо чтоб много у всех, судя по обстановке. Я взял себя в руки и ни на вот столько не прибавил. И знаешь – отпустило. Проклятие, в смысле. Видно, мой далекий предок не справился с искушением, оно и правда велико. А я справился.

– Ты молодец! – сказал Владимир. – Ты прямо… ну очень молодец.

– Я-то молодец, прямо очень молодец, а вот они… – Таир не закончил фразу, потому что зазвонил телефон, и он выхватил его из кармана, как готовую взорваться гранату, хотел швырнуть оземь, но все же ответил: – Алло! Я же сказал, что не смогу! Не смогу, говорю, поехать к вам на дачу сегодня ночью и переложить заново печь! Почему не смогу? ПО-ТО-МУ-ЧТО!!!! Владимир, уважаемый, ну сделайте с ними что-то! Заткните этот фонтан!

Режиссер лишь грустно улыбнулся в ответ: если бы в его жизни появился такой «фонтан» – он бы работал без роздыха. Съемки, спектакли, программы на ТВ и радио – до изнеможения. Но пока что надо довольствоваться тем, что есть, и надеяться, что однажды удача вспомнит и про него.

Тем временем собрался на репетицию мебельный люд. Прогоняли сцены с Софьей и Молчалиным. Лиза, Фамусов и Чацкий также были приглашены. Ульяна и Нина сидели чуть поодаль, с видом превосходства: одна была помощником режиссера на сцене, другая – за ее пределами. У каждой в руках была тетрадка для записей. Обе чрезвычайно гордились своими ролями. Совсем в стороне молчаливой глыбой возвышался незаметный свидетель всех репетиций с участием Петра Светозаровича или Ядвиги: их личный водитель. В офисе у него был свой закуток, а на складе он просто устраивался где-нибудь в углу, чтобы никому не мешать, доставал плеер и слушал музыку.

Владимир оглядел свою армию, убедился, что все в сборе, и объявил начало репетиции:

– Первое действие, третье явление. Лиза уже на сцене, выпроводила Фамусова и собирается тайком увести Молчалина, чтоб он не попался. Из комнаты Софьи неторопливо выходят Софья и Молчалин. Приготовиться Фамусову.

Фамусов приготовился: встал около воображаемой кулисы и вооружился распечаткой сценария. Но до него дело все никак не доходило: Софье решительно не удавался выход.

– Стоп-стоп-стоп! – в который уже раз замахал руками режиссер и остановил действие.

– Котик, ну почему вам сегодня ничего не нравится? – томно спросила Снежана.

– Вот! – воскликнул Владимир и прищелкнул пальцами. – Вот нужный тон. Софья – избалованная дочь большого человека, она хотела Молчалина – она получила Молчалина. И вытворяет с ним все, что захочет. Сейчас у нас утро, ночь они провели вместе, Лиза караулила под дверью. Что это значит?

– Что никто из них не выспался, – рассудила Снежана.

– И это тоже. Но главное… Вот смотрите, когда решался вопрос о первой публикации «Горя от ума», уже после смерти Грибоедова, главный московский цензор был решительно против. Но вовсе не потому, что в пьесе Чацкий обличал московское общество: все острые углы были к тому времени уже сглажены. Цензора особенно возмущало безнравственное поведение Софьи: она провела ночь с молодым мужчиной, она сама зовет его к себе в комнаты через горничную. И об этом нам, не стыдясь, говорят со сцены! В девятнадцатом веке актрисы даже отказывались играть Софью, восклицая: «Я порядочная женщина и в порнографических сценах участия не принимаю!»

– А что, будут порнографические сцены? – насторожилась Снежана. – Только можно я буду раздеваться не целиком?

– Вот она, вот эта сцена! Мы как раз сейчас ее играем. Ночная беседа с Молчалиным, который не является мужем Софьи. Верх неприличия! Как говорит чуть позже рассудительная Лиза: «Грех – не беда, молва нехороша!» Грешить – грешили, но чтобы вот так, со сцены, прямым текстом – это уж слишком! Сейчас нравы изменились, никого не удивишь тем, что свободная девушка зовет к себе свободного юношу. Но вы оба – Молчалин, тебя тоже касается – попробуйте сыграть так, чтоб современный зритель почувствовал некоторую, что ли, безнравственность момента. Вы выходите вдвоем из спальни, и зрителю должно быть абсолютно ясно, чем вы ночью занимались. Потягивайтесь томно и говорите с такими интонациями, чтоб всем, кроме Фамусова, все было понятно. Лиза тем временем поправляет на Софье платье, подбегает Ульяна, застегивает Молчалину пуговицы на рубашке какие-нибудь. Молчалин пытается улизнуть, но Софья его не отпускает, прижимает к себе, держит за руки.

– Так я его люблю, что ли? – догадалась Дочка ДСП, окидывая Молчалина оценивающим взглядом.

– Шалит! Она его не любит! – не к месту выкрикнул свою реплику Чацкий.

– Умница, правильно. И запомните эту интонацию, – повернулся к нему Владимир. – Да, она его не любит. Молчалин – ее новая игрушка. Поиграет и бросит. До этого игрушкой был Чацкий. Но Чацкий игрушкой быть не захотел. И уехал за границу. Потом вернулся – смотрит, а играют уже с другим.

– Это вот он от меня уехал? – нахмурилась Снежана и с неприязнью взглянула на Эдуарда Петровича.

– Ну я… – заюлил тот и вдруг указал на Ульяну: – Я от нее уехал. А приехал – смотрю, Софью вы уже играете. Но поздняк метаться.

– Это все равно. От нее, от меня. Это не имеет значения. От женщин нельзя уезжать! – топнула ногой Снежана.

Начали еще раз. И на этот раз первое появление Софьи и Молчалина удалось сыграть так, как надо.

Следующим камнем преткновения стал уже Молчалин. Сам Дмитрий, исполнитель роли, был слишком прямолинейным для того, чтобы уразуметь, зачем его герою изображать страсть, не испытывая ее на самом деле.

– Стоп! – снова остановил действие Владимир. – Руки прочь! Ведет Софья, ты только подчиняешься. Молчалин не испытывает к ней чувств, не заинтересован в этом браке, в огласке их отношений и так далее. Он метит выше. А Софье подыгрывает, потому что она дочь хозяина дома, благодетеля. И если ее не слушаться, она может навредить. Подкинуть проблем, понимаешь?

– Она как бы мой начальник? – догадался Дмитрий.

– Вот да, попробуй играть так, как будто она – начальница, ты – подчиненный. Ты выполняешь ее приказы и капризы. Но с твоей стороны нет и не может быть страсти.

– Так а на фига он мне такой нужен? – спросила Снежана. – Я страсти хочу!

– Вернемся в наш целомудренный девятнадцатый век, – мягко остановил ее Владимир. – Молчалин скромен, потому что беден, а Софья видит в нем романтического героя. Она же воспитана на романах, герои которых всегда молчаливы, загадочны, хранят какую-то тайну. И Молчалин – тихий, стесняющийся выразить собственное мнение – неожиданно вписывается в этот образец. Ведь главное – он красив. Все остальное влюб ленная девушка домысливает за него сама: наверняка она и происхождение ему придумала почти царское, и роковую судьбу, и прекрасные мысли. А мысли там только о том, чтобы подняться еще чуть выше по карьерной лестнице, любыми путями. И происхождение вполне прозаическое, его отец – какой-нибудь разорившийся мелкопоместный дворянин, не оставивший детям наследства. Но Молчалин красивый, и он молчит. А Чацкий все время болтает. Он умен, высказывает свои возвышенные мысли вслух – но из-за этого не представляет никакой тайны.