Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Жарко, — пожаловался молодой лих, распуская ворот рубахи. — Не сходить ли за питьем?
— Да пошли уже вниз, пожевать тоже не мешает, — отозвался стрелок.
Однако оба остались на стене, словно им и впрямь было важно чего-то дождаться.
Вот на юге появилась темная точка — всадник.
— Наконец-то, — сказал Торопча. — Похоже, гонец. Еще час — и все узнаем…
— Ну час — это ты загнул! — откликнулся Тинар. — Половины того с лихвой хватит, чтобы доскакать.
— А у него конь расковался, — ответил Торопча. — А второй устал. Пока доедет, пока Буевиту доложится, пока мы прослышим — вот тебе и час долой.
— Ну и глаза у тебя! — восхищенно цокнул языком Тинар. — Может, скажешь еще, какого гвоздя недостает коню?
— Отчего не сказать? Трехгранный гвоздь из правого переднего копыта выпал, — ответил Торопча и, дождавшись, когда брови Тинара поднимутся достаточно высоко, засмеялся: — Что из правого переднего — да, вижу, а что трехгранный… славиры только такие гвозди и делают.
Вдруг улыбка его угасла. Тинар оглянулся и увидел Нехлада. Молодой боярин вышел через западные ворота к могильному кургану на берегу Житы. Всю неделю, проведенную в городе, он каждый день ходил сюда, перед тем как отправляться на ристалище.
— Ты уже давно с ним не упражнялся, — заметил Тинар.
— Да, — нехотя признал Торопча.
— Почему?
Никому другому стрелок этого не сказал бы, но Тинару ответил:
— Страшновато. Что-то не так с нашим Нехладом.
— Думаешь, это из-за мага?
— Не знаю, — сказал Торопча, почему-то посмотрев на окно в дальнем крыле кремлевского терема, за которым, как он знал, расположены покои Незабудки. «Милорады Навки», — поправил он себя.
Тинар проследил за его взглядом и с видом знатока сказал:
— Да, лучше бы ему не с магом время проводить. Как можно отказываться от такой женщины?
Торопча сдержал усмешку. Прекрасно видел, что за показной грубоватостью Тинар только прячет собственное чувство, прозрачное и очевидное.
Милорада Навка из тех, кого нельзя не любить — любовью страстной или братской, молчаливо-нежной или дружеской. Она пробуждает в людях все грани светлых чувств.
А Тинар смотрел на Навку… как на богиню. Просто не желал в этом сознаваться — в немалой степени из-за того, что, по твердому убеждению, все светлое и доброе оставил на родине, среди соплеменников. Если бы он признал, что видит Свет в чужой земле, то счел бы себя предателем.
Кречет все кружил, размеренно и неутомимо. Духота усиливалась, хотелось пить. Но друзья почему-то так и оставались на стене.
Тинар перевел взгляд на юг — вдаль, за окоем, туда, где испокон веку жили кайтуры. Прочитать ход его мыслей не составляло труда, и Торопча решился задать вопрос, быть может, и опасный:
— Хочешь домой?
Тинар не обиделся — понимал, что друг не станет оскорблять подозрениями в трусости.
— Очень.
— Скажи Нехладу. Он поймет. Отпустит и попрекать не станет.
— Да ты что? Я ведь его ближник!
— Ближник — не слуга. Это я обязан быть рядом с Нехладом, потому что я дружинник. Я клятву давал. Ты же в верности Сурочи не клялся…
— Когда бросаешь в трудный час — все равно что предаешь.
— Да он, по-моему, сам ждет не дождется, когда мы отпросимся, — проворчал Торопча, отводя глаза.
— Правда? Ну так пойди и отпросись домой, а я посмотрю, — сказал Тинар, завороженно следя за кречетом: тот сузил круги, стал снижаться.
Вот сложились крылья, и черная молния пала в изумрудные травы, тотчас взмыв в поднебесье.
— Пойдем обедать, — сказал Торопча.
* * *
Пустота… не жди помощи богов, эта битва только твоя. Шаг, удар, прыжок, удар! Пригнуться — ударить — прыгнуть… Нехлад наносил свистящие удары мечом, прыгая по вбитым в землю чурбачкам, кружась в головокружительном танце смерти. Пока — только воображаемой.
Руби! Заполни пустоту своим движением, ударами, яростью, что клокочет в груди. Вытесни из пустоты все мертвое, неподвижное, никчемное — пусть будешь только ты.
Спиной он чувствовал чей-то взгляд. Опять кто-то из стабучан таращится. Ничего, избавиться от взглядов очень просто. Надо только вытолкнуть их из своей пустоты.
Закончив ежедневный урок, Нехлад спрыгнул с чурбаков и огляделся.
Тонкая девичья фигурка пряталась в тени. Незабудка!
Нехлад вздрогнул, но взял себя в руки. Живя в кремле, по соседству с девушкой, он видел ее нечасто, запрещая себе не только приближаться к ее покоям, но даже думать о ней. И сейчас, глядя ей в глаза, старался сохранить священное опустошение, которому так старательно себя обучал…
Незабудка подошла к нему и, не здороваясь, ни о чем не спрашивая, сказала:
— Так нельзя. Ты надсадишь сердце и убьешь себя.
На ней был голубой сарафан, точь-в-точь такой, как в саду, когда ее песня разбудила Нехлада. И так же пронзительно сияли глаза. Чувствуя, что плотина вот-вот рухнет, Яромир собрал в кулак волю и ответил:
— Не надсажу. Древлевед научил меня восстанавливать телесный ущерб. Он многому меня научил.
— Я вижу, — печально сказала Незабудка. — Почему ты так слепо ему доверяешь? Извини, но… мне чудится в нем что-то нехорошее.
— Это лишь потому, что он не старается выставить напоказ добро. Он вообще считает пустыми все рассуждения о добре и зле.
— Кто отрицает добро, тот уже этим служит злу, — ответила Незабудка и вдруг прижала ладони к щекам. — Боги, что со мной? Я так тревожусь за тебя, так хочу сказать что-то доброе, а вместо этого ругаю твоего друга!
— У магов не бывает друзей, мы только соратники. И ты зря боишься оскорбить его: он слишком много обвинений наслушался на своем веку.
— Я боюсь оскорбить тебя, — тихо сказала девушка.
— Забудь все тревоги и страхи, — посоветовал Нехлад. — И не беспокойся обо мне. Я преодолел сомнения и выбрал путь, с которого не сверну.
— Хорошо, — сказала она. И, видя, что Яромир не намерен продолжать разговор, пошла обратно.
В полутемных сенях черного хода, за дверью, которую Незабудка оставила приоткрытой, выбегая на ристалище, качнулась тень: кто-то из приближенных Буевита наблюдал исподтишка за короткой беседой молодых людей.
— Незабудка! — окликнул ее Нехлад.
Она тут же вернулась. Не зная толком, зачем это сделал, Яромир неожиданно для себя сказал:
— Я виделся с Белгастом. Он показался мне хорошим человеком… — Он запнулся, видя боль в ее глазах.
— Хочешь пожелать мне счастья с ним? — спросила Незабудка.