Видимо, мистер Хайд согласился заняться издательским бизнесом не сразу. Что сыграло роль в принятии им положительного решения? Помимо иных причин (а они, безусловно, были), главными, скорее всего, стали уговоры дочери (мистер Хайд, как мы знаем со слов Элизабет, «был человеком мягким и доверял своей дочери») и, конечно, успех предыдущих книг зятя. Судя по всему, окончательно «сломила» тестя представленная ему Ридом рукопись «Квартеронки». Надо сказать, что мистер Хайд не был великим книгочеем, но, как и любой викторианский джентльмен прогрессивных взглядов (а таковым он себя считал и, судя по всему, был таковым), книги читал, к литературе относился с уважением и полагал себя человеком в словесности искушенным. Рукопись «Квартеронки» стала решающим аргументом, — и в 1856 году новая книгоиздательская фирма появилась на свет.

Так сложилось, что издание «Квартеронки» в августе 1856 года стало единственной акцией «совместного» предприятия. Но по прошествии лет, когда судьба была уже не столь милосердна к Риду, как в эти ранние годы, он, вероятно, неоднократно благодарил Провидение, что выпустил роман под маркой тестя и, по сути, в дальнейшем оставался владельцем прав на издание книги. Роман имел грандиозный успех и принес (и продолжал приносить в дальнейшем) серьезный доход. Но писатель не собирался «почивать на лаврах», — стремясь удержать удачу, он принялся срочно готовить инсценировку романа, и уже на следующий год «Квартеронка» с триумфом (и к немалой выгоде автора) шла на сцене Лондонского городского и нескольких провинциальных театров. Энергично Рид принялся за сочинение и следующего романа. Все эти хлопоты — переговоры с антрепренерами, типографами, художниками и граверами, репетиции в театре, деловое и просто общение с тестем, наконец, светская жизнь — все это требовало более частых поездок в Лондон и сделало переезд поближе к столице неизбежным.

Но, к сожалению, не только из удач сложился первый год в Джеррардз Кросс. Мы упомянули, что «совместное предприятие» Дж. Хайда и Рида выпустило всего лишь один роман. Следующий — «Тропа войны, или Охота на мустанга», который писатель энергично сочинял, — должен был выйти весной 1857 года. Роман Рид закончил к намеченному сроку, но выпуск его под маркой «Дж. У. Хайд» не состоялся. Причиной тому стала внезапная смерть тестя. Достоверные детали этого прискорбного события отсутствуют, но если судить по некрологу, то смерть наступила от болезни, которая протекала быстротечно и, увы, имела летальный исход. Скорее всего, речь идет о воспалении легких — недуге, который в те времена почти не поддавался лечению и очень часто заканчивался смертью больного. И еще одна смерть — такая же внезапная — случилась под Рождество 1856 года. Умер Дэвид Боуг. Он был старше Джорджа Хайда, но тоже довольно молод — ему еще не сравнялось и пятидесяти. Он умер скоропостижно, но чем болел, неизвестно. В своей книге о муже Элизабет Рид лишь вскользь упоминает о смерти отца и ничего не пишет о смерти издателя. Очевидно, эти трагические события не могли не опечалить Рида. С каждым из ушедших его связывали общие планы и перспективы, а с Боугом — и «славное прошлое». Последний вообще очень много сделал для Рида. Во всяком случае, бесспорно, что судьба писателя могла быть совершенно иной, не повстречайся он с Боугом и не начни с ним сотрудничать. Стал бы он сочинять юношеские романы? Превратился ли со временем в классика детской литературы? Да и вообще, смог бы преуспеть как беллетрист? На эти вопросы едва ли можно дать положительный ответ. С Хайдом Рида связывали не только родственные отношения, но и грядущие издательские проекты, надежды на независимость от аппетитов (и произвола) тех, кто издает книги и владеет авторскими правами (в те времена с передачей рукописи издателю автор обычно утрачивал и права на текст, а соответственно, и права на участие в прибылях). Ведь если бы Рид в дальнейшем издавался у Хайда, то ему, скорее всего, не пришлось в будущем выкупать права на собственные книги у издателей и он, несомненно, был бы гораздо состоятельнее. Тогда в его жизни могли не случиться и те трагические повороты, что случились. А следовательно, он, возможно, и прожил бы дольше, и, вполне может быть, даже писал бы по-другому, обращался к иным темам и сюжетам. Впрочем, эти размышления в сослагательном наклонении могут завести нас довольно далеко. Жизнь любого человека пошла бы иначе, не случись те или иные события, но — они случились, и ничего с этим не поделать.

Едва ли писатель тогда сознавал, что эти прискорбные события круто повернули его судьбу, причем — но об этом можно судить только с дистанции времени — не в лучшую сторону. Да и какие тогда могли быть у него основания опасаться за свое будущее? Он был полон новых творческих планов и уверен, что они осуществятся: книги его опубликуют, а полученное вознаграждение обеспечит достойное существование семьи и его личные прихоти. После безусловного успеха «Квартеронки» и шедшей с аншлагом на столичных подмостках инсценировки романа Рид впервые почувствовал, что богат и может жить на широкую ногу. И жил соответственно. Он любил лошадей и теперь, в Джеррардз Кросс, завел собственную конюшню, где держал лошадей для выезда и для верховой езды. Особенно он любил черную скаковую кобылу английской породы, на которой носился по окрестностям, изумляя местных обитателей. Для прогулок и поездок на более дальние расстояния он для начала обзавелся открытым экипажем и парой крепких норвежских лошадей, а затем прикупил и еще несколько. Вообще, — сообщает миссис Рид, — у мужа одновременно «было несколько экипажей и самые разные лошади». Видимо, доходы позволяли ему не только покупать, но и содержать животных. К давней страсти изысканно одеваться (которой, как мы помним, он «заболел», еще учась в Белфасте) добавилось и коллекционирование. Он не коллекционировал нечто конкретное, однако порой его одолевала настоящая мания к приобретению вещей странных и необычных. Время от времени он наезжал в Лондон с единственной целью — обойти как можно больше антикварных лавок и посетить все проходившие в городе аукционы по продаже антиквариата. В такие дни он отправлялся вместе со слугой в большом экипаже и возвращался, как сообщает вдова, в приподнятом настроении и с огромным количеством всевозможных предметов непонятного ей предназначения.

Майн Рид, судя по всему, вообще отличался склонностью к экстравагантным поступкам и поведению. Объяснить ее возможно, скорее всего, интуитивным стремлением «выделиться из толпы», показать, что он не такой, как все, — особенный. Можно даже предположить, что многие поступки, совершенные им в жизни, были продиктованы именно этим — подспудным, неосознанным, но стойким желанием. Вспомним его подвиг при Чапультепеке, безумное намерение пленить Сан-та-Анну да и само участие в американо-мексиканской войне; начало литературной деятельности в Питсбурге и Филадельфии, авантюру с легионом и решение стать писателем в Англии. Это же стремление, видимо, тянуло его и к таким фигурам, как Э. Мур, Ф. Геккер, Л. Кошут и др. Его любовные похождения — ухаживание за мексиканскими сеньоритами, намерение взять в жены Гуадалупе Рохас и даже женитьба на Элизабет Хайд — шестнадцатилетней девушке, старше которой он был на 20 лет, — тоже, отчасти, видимо, были продиктованы этим (что, впрочем, совсем не исключало искреннего любовного чувства). Многие другие странные его поступки и поведение — например, то, что он частенько разъезжал (кстати, правил сам) в большой карете ядовито-желтого цвета, в которую запрягал (видимо, для контраста) пару вороных, или носился по окрестностям Джеррардз Кросс на вороной лошади с тигровой шкурой, живописно наброшенной на круп; или появлялся на улицах деревни в костюме из алого бархата и в геккеровской шляпе ему в тон; или гулял по Лондону в ярком пончо и сомбреро на голове, — всё имело, видимо, тот же источник. Как свидетельствует вдова, иной раз это принимало такие причудливые формы, что в нем даже видели клоуна. «В Дерби[51], — пишет миссис Рид, — капитана приняли за королевского шута; несколько человек даже поздоровались с ним: «Здравствуйте, мистер Уоллет». Вообще (когда они с женой ехали в своей желтой карете. — А. Т.) их часто принимали за бродячий цирк и у слуги нередко спрашивали, где состоится представление; тот, включаясь в розыгрыш, обычно отвечал: «В следующем городе»». Миссис Рид вспоминала, как однажды утром они таким образом (все в той же желтой карете. — А. Т.) ехали в Лондон и очутились в хвосте бродячего цирка. Когда они поравнялись с заставой для сбора оплаты за проезд у Аксбриджа, сборщик спросил, обратившись к Майн Риду: «Вы заплатите за всех? Вы — мистер Кук, не правда ли (так звали владельца цирка)? Тот, что ехал перед вами, сказал, что за всех заплатит последний». «С большим трудом, — пишет Элизабет, — удалось убедить сборщика оплаты, что писатель никак не связан с цирком». И это понятно — ведь экипаж и сам седок были наиболее причудливыми персонажами всей кавалькады.