против нее. Такой образ мышления помогает отмыться от неприятных последствий своих действий. Мне жаль ее. Я уже готова вернуть назад старый порядок, который ее здесь поддерживал. Но мое решение о том, что я отвечаю только за своих детей и себя, опять приходит мне напоминанием, и я сдерживаюсь.

Я забираю ее в субботу за пару часов до того, как приедет водитель в аэропорт, и мы отвозим несколько коробок с вещами на почту. Все вещи не помещаются в чемоданы. В моем доме очень много маминых вещей, она годами их свозила. Хозяйственные мелочи, одежда, бумаги, лекарства, травы и пищевые добавки. Кипы нот и книг. У меня много кладовок в доме, но нет ни одной, где нет маминых вещей. Этим я буду заниматься позже.

Даю ей с собой воду и еду в дорогу, она сама себе не соберет. Денег тоже дала, но не столько, сколько она хотела.

Водитель прибыл, и пришел момент прощания. Лора прощается с ней сухо. Я обнимаю ее, точно так же сухо и обижено, через силу. Делаю так, чтобы ночью моя совесть не подсовывала мне эти картинки. Прощаюсь с ней. Машина отъезжает.

Меня обволакивает облачко печали и облегчения одновременно. Сейчас, когда моя мама физически выехала из моего дома и забрала большую часть своего багажа, я ощущаю, насколько тяжело было ее присутствие.

На неделе меня увлекает волна хозяйственной активности по разборке кладовок и вещей, уборке и организации дома. Это занимает руки и помогает разгрузить перегруженную голову.

Мы с Лорой едем в Бостон на ее нейропсихологическое тестирование. Проводим много часов в машине вместе. Вместе орем песни Фредди и довольно приятно проводим время. Три часа туда и три назад для меня тяжело. По привычке не могу пропустить возможность хоть как-то принести себя в жертву — человекочасами или натурой. На другой день на работе кружится голова.

Я очень долго и кропотливо строила самоуничтожающую систему, которая работала для всех. Я решила изменить направление, и неудивительно, что это занимает время и встречает сопротивление.

Пока разбираю мамино обслуживание, много звоню и отменяю услуги помощников, страховку одну и другую, разные визиты к врачам, заявления на разные квартиры. Пришли счета за скорую помощь, семь тысяч долларов за две поездки на скорой помощи в июле, счета от страховки за врачебные процедуры, другие счета. Мысленно вижу перед глазами все этапы этого невероятного проекта по маминому здоровью за год. Если бы мне кто-то сказал, что я всё это сделаю сама и во время беспрецедентной пандемии, я бы не поверила. И даже сделав это, я не понимаю, как это возможно. Марафон спасения мамы и детей вызывающе не экологичен. Бросается в глаза, что все дыры я затыкала собой. И вариантов лучше не было. Эта мысль ко мне приходит, только когда я разбираю конструкцию. Пока строила, некогда было смотреть в сторону себя.

Еще одна встреча с Грейс, и меня опять заливает слезами. Я спрашиваю, а она рассказывает больше обо мне. Фокус сместился с моей семьи на меня. В этот раз я задаю вопросы: как не быть мишенью для неприятностей, как не самоуничтожаться, как решать чужие проблемы, не делая их своими, и как разбираться со своими тараканами. Ответы Грейс — бальзам на раны, полезны и практичны, а главное — падают в правильно подготовленную почву. Я уже не отбиваюсь от этой информации.

Мне нужно найти тишину в себе. Легче сказать, чем сделать. За все годы занятия медитацией тишина случалась в какие-то ускользающие доли секунды, на ретритах, после дней и часов медитативных усилий. Хотя ту тишину, о которой я говорю, возможно, надо искать даже не в медитации.

С Aней мы тоже продолжаем работать, хоть эта работа на более грубом физическом и приземленном уровне, но она всё равно нужна. Мне нужна любая работа сейчас. Сначала себя надо основательно разобрать, а потом пересобрать заново. Это труд большой и небыстрый.

С Васей разговариваю часто. По телефону он очень немногословен, из него сложно что-то вытащить. Он грустит по дому, а в основном по Картеру. Его сильно подавляет папа — Вася у Питера ведет себя, как мышка. Папа и его жена работают из дома, поэтому вставание утром — не проблема и контроль над Васей происходит целый день. Ему это состояние непривычно. Из-за регулярности постоянного надзора в школе дела идут хорошо. Прогулов нет, а голова-то у ребенка работает хорошо. Он начинает догонять пропущенное, и уже не такой двоечник. Грустит и сожалеет о случившемся. И хотя бы по телефону клянется мне в любви и хочет жить мирно дома. Они с бабушкой — родственники и одной (группы) крови, так что надо посмотреть, куда заведут благие намерения.

Пока план такой, что Вася возвращается домой третьего января, перед началом занятий в школе.

Моя работа наконец-то занимает должное место в моем графике, то есть центральное. Мы втянулись в новое электронное ведение пациентских карточек. Я перестала диктовать письма и теперь печатаю их, хотя мой печатный навык слабоват. Пациенты продолжают вылезать из щелей после ковида и приходить со всевозможными проблемами, что помогает заполнять расписание. Традиционно офис закрывался на неделю между Рождеством и Новым годом. В этом году и не поедешь никуда, да и было столько форсированного отдыха из-за ковида, что мы остаемся открыты и будем закрываться только на сами праздники. Сейчас работать — самое время. Нам еще долго нужно будет догонять упущенное, ведь пропустили почти четыре месяца, и каждая возможность поработать для меня очень ценна. Разобралась я и с банком. Вернее не стала бороться, открыла новый счет в другом местном банке, с которым работать намного приятнее, и закрыла старый счет, когда закончилось расследование через шесть недель.

Жизнь продолжается и у Лоры, хотя это совсем не та жизнь, что раньше. Она одичала от недостатка физического общения со сверстниками. Заточила себя в своей комнате «белой башне», спускается редко. У нее там электрическое отопление, температуру поднимает до тропического тепла. Зимой зябко, особенно в башнях. Не вытаскивает наушников из ушей и целыми днями слушает Фредди или смотрит фильмы.

Но для меня это — тишина. Она много читает и валяется в кровати, иногда складывает пазлы или художничает. У нее есть проект-поделка — зеркальный Фредди. Кумира складывает из осколков разбитого зеркала. Мама бы пришла в ужас, если б узнала. Ведь плохая примета! Но я молчу, а Лора ни сном ни духом об этом не знает. Я рада,