– Наша маленькая сестренка, – тихо произнес Рейн, – как хорошо, что ты снова с нами.

– Не говори с ней так, – остановил его Томас. – Разве ты не видишь, что причиняешь ей боль?

Братья посмотрели на Фиа. Эш нахмурился. Фиа была неотразимо хороша, но лицо ее, как всегда, оставалось непроницаемым. Если Томасу показалось, что он прочел что-то в этом загадочном взгляде... Эш отбросил в сторону шпагу, повернулся и схватил младшего брата за руку.

– Мы уходим, – громко сказал он. – Не бойтесь, мы не вернемся, хватит глупостей.

– Но как же честь Фиа? – запротестовал Рейн.

– По-моему, ее честь находится под хорошей защитой, – прошипел Эш, уводя Рейна.

Томас и Фиа стояли молча, сжимая друг друга в объятиях.

– Фиа, прошу тебя, – в голосе Томаса слышалась глухая мольба, – не вмешивайся так больше никогда.

– Я обещаю вмешиваться каждый раз, когда ты будешь подвергать себя опасности. Каждый раз! – с жаром повторила она.

Фиа чувствовала всем телом, как дрожит Томас.

– Что же мне тогда делать? – тихо спросил он. – Что мне делать? Ты не хочешь отказаться от меня и не хочешь принять меня. Надо же определиться.

Фиа только грустно улыбнулась в ответ. Он смог вырваться из рабства. Он собрал и возвратил домой свой клан, возродил и вернул к жизни их замок, никогда не знал поражений.

Но сейчас ему придется принять поражение. Придется.

– Нет, – спокойно ответила Фиа. – Тебе надо просто уйти сейчас, уйти навсегда. Я знаю, тебе будет больно оставить меня. Я тебя прощаю за то, что ты похитил меня. Неужели тебе нужно прощение света? Вот уж никогда бы не подумала.

– Ты прекрасно знаешь, я хочу совсем другого, – возразил Томас.

– Значит, тебе нужно, чтобы свет простил меня? Зачем мне его прощение? Мне совершенно все равно, как ко мне относятся в свете: одобряют или проклинают. Пойми, это действительно не имеет для меня никакого значения.

– Нет, это важно для тебя, – не сдавался Томас. – Ведь когда-нибудь тебе захочется иметь дом и семью, чтобы рядом был человек, который разделил бы с тобой жизнь.

Что она могла ответить? Что ей никто никогда не будет нужен кроме него?

– Я знаю, – медленно продолжил Томас, – знаю, что ты сама о себе невысокого мнения, я знаю, что в этом есть доля и моей вины, но я бы с радостью вынул сердце из груди, чтобы взять свои слова назад. – Она приложила пальцы к его губам, но он оттолкнул их и сжал в руке. – Ты никогда и ничего не делала ради корысти, ты вышла замуж за богатого человека, а когда он умер, ты полюбила всей душой его детей и готова была пожертвовать собой ради их будущего. Ты нашла способ освободиться от чудовища, но отказалась от этого способа. Отказалась до того, как я успел что-либо сказать. Я знаю об этих письмах, Фиа. Суон рассказал Джонстону, а Джонстон – мне. Я знаю, что ты никогда не воспользовалась бы ими, чтобы получить свободу такой ценой.

– Ты не прав, Томас. Я была готова сделать это, – не согласилась с ним Фиа.

– Нет, неправда. – Во взгляде Томаса сквозила уверенность. – Ты никогда не действовала из корыстных побуждений, а я действовал. Я ведь нарочно прикинулся другом твоего брата, а затем использовал эту дружбу против него, – сказал Томас. Голос его дрожал, ему было трудно выговорить эти слова. – И все же ты простила меня, ты никогда не напоминала мне об этом. То, что ты дочь Карра, ничуть не умаляет твоих достоинств, Фиа. Это только свидетельствует о том, что ты совершенно необычайная личность.

Фиа с трудом сдерживала рыдания. Неужели Томас действительно верит тому, что сказал?

– Фиа, хорошей быть очень просто, если у тебя нет соблазнов.

– Я не святая, Томас. – Она стояла сцепив пальцы и не сводила взгляда с его сапог, не смея поднять на него глаза. Она вдруг подумала, что сапоги его совсем промокли, и тут почувствовала, как окоченели ее ноги.

– Фиа, я люблю тебя. – Глаза Томаса горели огнем. – А ты меня любишь?

– Да! – вырвалось у нее. Она неожиданно поняла, что впервые призналась Томасу в любви.

– Тогда, пожалуйста, будь моей женой.

– О Томас! Ничего не изменишь, я все равно останусь дочерью Карра.

Это была правда, от которой некуда спрятаться. Она не стала ждать ответа, да и что можно было ответить... Фиа повернулась и пошла, с трудом передвигая застывшие ноги, устремив невидящий взгляд сквозь туман, окружавший их.

– Фиа! – Она продолжала медленно идти. – Фиа! – Еще несколько шагов, и она навсегда исчезнет в этой холодной мягкой пустоте. – Ради всего святого, Фиа, прошу тебя! – Голос Томаса сорвался на последних словах, Фиа резко обернулась.

Томас не выдержал, он сломался. Сказались боль, бессонница, голод, но сразила его все-таки она. Чего не мог добиться ни один тюремщик, ни один надсмотрщик на галерах, удалось ей. Она сломила его дух.

Он упал на колено, упершись ладонью в землю. Голова его склонилась, словно от сильного удара. Томас посмотрел на Фиа. В глазах его была пустота. Она ненавидела себя за то, что довела его до этого.

– Как я должен поступить? Скажи, Фиа, что я должен сделать? Клянусь тебе, что кровь Карра, которая течет в твоих жилах, не проклятие. Я готов отдать тебе свою кровь, если ты позволишь.

Фиа медленно пошла к нему. Никогда в жизни она ничего так не боялась. Крошечная и робкая надежда начала расправлять свои хрупкие крылышки. Томас напряженно вглядывался в ее лицо. То, что он увидел, вдруг зажгло свет в его потухших глазах. Он заставил себя встать и ждал, пока она подойдет.

– Томас, разве ты не знаешь, кто я? Он ответил не задумываясь, уверенно:

– Знаю, ты – Фиа, ни больше ни меньше. Это то, чем ты всегда была и всегда будешь. Моя любовь, моя жизнь. Я не смел надеяться на это, не смел и мечтать. Я не смогу жить без тебя. Будь моей, навсегда!

Глаза Фиа наполнились слезами. Она не пыталась остановить их, они текли свободно по щекам и губам, капали с подбородка.

Как слепая, она протянула руки и, прежде чем сделала еще шаг, оказалась в объятиях Томаса. Она чувствовала, как бьется его сердце, как он осыпает поцелуями ее губы, щеки, глаза, виски, все ее лицо. – Навсегда! – поклялась Фиа.

Замок Мейден-Блаш, Остров Макларенов Сентябрь, 1766 год.

Узкая полоска суши, соединяющая Остров Макларенов с землей, того и гляди грозила исчезнуть под наступающим приливом. Нанятый экипаж проделал едва ли треть пути, когда кучер остановил его. Взвесив все «за» и «против», он пришел к выводу, что риск не стоит никаких денег, и сообщил пассажиру, что тому придется вернуться или проделать оставшуюся часть пути пешком.

Рональд Меррик выбрал второе. Он вылез из экипажа, бросил кучеру монету и подождал, пока экипаж скроется в обратном направлении. Затем повернулся, упер одну руку в бок, а другой обхватил серебряный набалдашник своей трости и внимательно посмотрел в сторону замка. Замок возвышался впереди серым монолитом. Рабочие на строительных лесах издали казались муравьями.