Боже, как он ненавидел это место! Особенно сейчас, когда кто-то, вполне возможно, даже Томас Макларен, решил возродить замок именно в том ужасном стиле, в котором он был построен первоначально и каким лорд Карр его купил. Может, когда-нибудь он снова станет владельцем этого замка, но не сейчас, когда ему необходимо покинуть Лондон на какое-то время.

Когда он, наконец, направился по тонкой перемычке в сторону замка, его лицо горело от ненависти. Нет-нет, он не уничтожен, до этого еще очень далеко. У него все еще достаточно свидетельств и улик против важных и влиятельных особ. Что же с того, что после его возвращения из Франции один или два из них или немного больше, не стоит даже и считать – проявили независимость и порвали с ним. Ничего страшного, немногие способны на такую смелость.

Карр был уже недалеко от замка. Сейчас он шел осторожно, стараясь не попадаться на глаза рабочим. Он обошел здание, вышел к фасаду, который смотрел на море. Там он нашел дверь, через которую мог незамеченным проникнуть в замок.

Пусть его имя предано анафеме. Люди, которые еще месяц назад ползали перед ним на коленях, теперь переходят на другую сторону улицы, чтобы не встречаться с ним. Карр окинул замок злобным взглядом. В свое время ему сообщили, что он сгорел дотла, ничего не осталось. Кто же мог предположить, что вторая часть документов уцелела и найдет ее его собственная дочь?

При мысли о дочери ненависть забурлила в нем, как вода, кипящая в котле. Он заставил себя сделать глубокий вдох и успокоиться. Фиа с ее любовником, они обязательно заплатят за это. Заплатят, хотя Танбридж и попытался отвести его месть от шотландца.

Карр сунул руку в карман сюртука и вытащил первую страницу столичной газеты «Лондон таймс». Он перечитал письмо, напечатанное на этой странице.

«Я, Джеймс Велс, лорд Танбридж, настоящим клянусь, что все, о чем я заявляю ниже, – правда, и только правда. Я, Джеймс Велс, лорд Танбридж, предвидя, что Рональд Меррик, лорд Карр, постарается опорочить честное имя Томаса Донна, обвинить его в предательстве и заявить, что Томас Донн – на самом деле преступник Томас Макларен, предлагаю неопровержимые доказательства того, что Томас Донн вовсе не упомянутый выше Томас Макларен. Только вражда и личная ненависть лорда Карра заставили его выдвинуть обвинение против Томаса Донна, чтобы разделаться с этим невиновным человеком.

Я свидетельствую, что Томас Донн не Томас Макларен, потому что я, Джеймс Велс, хладнокровно убил Томаса Макларена по распоряжению Рональда Меррика февраля 20-го 1752 года в таверне города Кингстона на острове Ямайка. Я сделал это только по одной причине – я выполнял приказ лорда Карра, который уже давно ненавидит весь род Макларенов. По его же распоряжению я убил и других, включая и его дворецкого Ранкла.

Я не могу жить дальше с этим бременем в душе и отдаю себя в руки Господа. Клянусь, что все написанное здесь – правда. Бог мне судья. Да пощадит Он мою душу.

Джеймс Велс, лорд Танбридж».

«Тонко сработано», – подумал Карр. Танбридж и вправду когда-то был арестован в Кингстоне за убийство неизвестного. Что же касается остального... Очевидно, Танбридж не очень доверял справедливости Господа, если предложил свою вечную душу в залог того, что все его показания – правда.

Но зачем ему это? Карр поднял руку, словно Танбридж стоял перед ним. Танбридж, должно быть, очень сильно ненавидел Макларена. Ведь тому удалось осуществить то, что Танбридж тщетно пытался сделать на протяжении многих лет, – попасть в постель к Фиа.

– Затем, что он ненавидел тебя больше Макларена, – прозвучал нежный голос.

Услышав знакомый голос, Карр улыбнулся и обернулся.

– Это ты, Дженет? Я знал, что рано или поздно ты заговоришь со мной. Ну что, кончила хандрить?

Боже, как она прелестна! Темные глаза сияют, волосы спадают на плечи тяжелыми волнами. Ему видна только половина ее лица, но оно очаровательно и неотразимо. Ведь он действительно любил ее.

Дженет присела в реверансе, глаза ее искрились смехом.

– Перестала, – весело отозвалась она.

– Знаешь, возможно, ты и права относительно Танбриджа, – великодушно снизошел Карр.

– Я знаю, что права. А что ты здесь делаешь, Рональд? Карр помахал в воздухе тростью:

– Я пришел убить Макларена.

– Ах, вот как! – вырвалось у нее. – А зачем?

– Бедная простодушная Дженет! Если я убью Макларена, то остальные увидят, что я все еще тот, кого следует бояться, кому нужно подчиняться и с кем надо считаться.

Она рассмеялась. Ее легкая фигурка, состоящая из одного света, казалось, танцует на волнах. Дженет поманила его к себе.

– Не думаю, – произнесла она, когда Карр приблизился. Затем она повернулась и невесомо, словно перышко, заскользила по воздуху. Карр последовал за ней, загипнотизированный красотой и свежестью, захватившими его много-много лет назад, и обожанием, сияющим в ее глазах.

– Подожди! Чего ты не думаешь?

Дженет обернулась и посмотрела на него через плечо, жестом приглашая пойти с ней.

– Не думаю, что ты здесь по этой причине, Рональд. Как она смеет подвергать сомнению его слова?

– Неужели? – начал Рональд, стараясь, чтобы его слова прозвучали как можно более высокомерно, но в ответ она только рассмеялась и двинулась дальше. Он торопливо пошел за ней.

– Сдается мне, что ты хочешь убить Томаса потому, что пока он жив, Макларены победители, – прошептала она подобно капризному ребенку, раскрывшему чужой секрет. – Они пока не победили, но победят. – Она остановилась.

– Обязательно победят, Рональд, – раздался у него за спиной старческий женский голос.

Рональд медленно повернулся. Перед ним стояла старуха, согнувшаяся под тяжестью своего серого платья. Густая черная вуаль скрывала половину ее лица, оставляя открытой взгляду только изуродованную часть его – с перебитым носом, нависшим над глазом веком и потерявшими от многочисленных шрамов форму губами.

– Кто ты? – повелительно спросил Рональд, рассердившись, что старуха посмела прервать его разговор с Дженет.

– Гунна, – ответила старуха. Рональд порылся в памяти.

– Ты нянька Фиа?

– Да.

– Неужели она до сих пор держит тебя около себя? У нее что, разум совсем отшибло? – Он зло рассмеялся и повернулся посмотреть, оценила ли Дженет его остроумие. Однако Дженет не сводила глаз с кривой старухи, стоявшей перед ним. По выражению ее черных глаз Карр понял, что она узнала старуху.

– У Фиа нет, а вот у тебя, по-моему, отшибло, – проговорила Гунна.

Карр почувствовал неладное. Эта речь... Глаза его округлились. Куда исчез шотландский акцент этой твари, почему вдруг она заговорила голосом Дженет?

– Ты кто?