— Это было важно, — упрямо сказал я. — Ей нужны были только мои деньги. Как насчет полумиллиона долларов за то, чтобы брак был аннулирован?

— Это неправда. Она любила тебя. Я поняла это по боли в ее глазах. А если ей так нужны были деньги, то почему она отдала их отцу?

— Я этого не знал.

— Ты еще многого не знаешь, — прошептала Рина, — но у меня нет времени тебе рассказывать. Только одно. Я разрушила твой брак. Я виновата в том, что тот бедный ребенок растет без твоего имени. И мне хотелось бы как-то это загладить.

Она на секунду закрыла глаза.

— Я оставлю не так уж много: никогда не умела обращаться с деньгами. Но я все завещала ей, а тебя назначила душеприказчиком. Обещай, что проследишь, чтобы она их получила.

— Обещаю.

— Спасибо. Я всегда могла на тебя положиться.

— А теперь постарайся отдохнуть.

— Для чего? — прошептала она. — Чтобы протянуть еще пару дней в сумбуре, который царит у меня в голове? Нет, Джонас. Слишком больно. Я хочу умереть. Только не дай мне умереть здесь, под этим колпаком. Вынеси меня на террасу. Дай еще раз посмотреть на небо.

— Но врач…

— Пожалуйста, Джонас.

Я посмотрел на нее — и она улыбнулась. Я решительно откинул кислородную палатку и подхватил Рину на руки. Она была как пушинка.

— Как хорошо снова оказаться в твоих объятиях, Джонас, — прошептала она.

Я поцеловал ее в лоб и вышел на солнце.

— Я почти забыла, какими зелеными бывают деревья, — прошептала она. — В Бостоне есть самый зеленый дуб в мире. Отвези меня туда, Джонас.

— Отвезу.

— И не позволяй устроить из этого цирк. В нашем бизнесе они это могут.

— Знаю, подтвердил я.

— Там есть для меня место… рядом с моим отцом.

Она вдруг странно потяжелела, и ее рука соскользнула с моего плеча. Я посмотрел на нее, потом на дерево, напомнившее ей о доме. Но не увидел его из-за слез.

Когда я повернулся, в палате уже были врач и Айлин. Молча я перенес Рину на кровать, бережно уложил ее, выпрямился и посмотрел на них. Я попытался заговорить, но несколько секунд не мог произнести ни слова. Потом хриплым голосом сказал:

— Она хотела умереть на солнце.

Я смотрел на священника, безмолвно читающего что-то по Библии в черном переплете. Он на секунду поднял глаза, закрыл Библию и медленно пошел по дорожке. Спустя секунду за ним направились остальные. Вскоре у могилы остались только Айлин и я.

Она стояла напротив меня, худая и молчаливая, в черном платье и шляпке. Глаза ее закрывала вуалетка.

— Ну, вот и все, — устало проговорила она.

Я кивнул и посмотрел на табличку. «Рина Марлоу». Теперь осталось только имя.

— Надеюсь, все было так, как она хотела.

— Конечно.

Мы замолчали — неловко, как это бывает на кладбище с людьми, которых соединял только тот, кто лежит в могиле. Я глубоко вздохнул. Пора.

— Вас подвезти до отеля?

Айлин покачала головой:

— Я еще немного побуду тут, мистер Корд.

— С вами все будет в порядке?

Она взглянула на меня из-под вуали.

— Со мной все будет в порядке, мистер Корд. Больше со мной уже ничего не случится.

— Я пришлю за вами машину. До свидания, мисс Гайар.

— До свидания, мистер Корд. И… и спасибо вам.

Я повернулся и пошел к выходу. Толпа любопытных за полицейским кордоном на противоположной стороне дороги загудела. Я сделал все, что мог, но толпы все равно собираются. Шофер открыл мне дверь лимузина, и я сел. Он бегом вернулся за руль, и мы поехали.

— Куда теперь, мистер Корд? — бодро спросил он. — Обратно в отель?

Я обернулся и посмотрел назад. Мы находились на пригорке, и я увидел на кладбище Айлин: жалкую фигуру, спрятавшую лицо в ладони. А потом мы повернули, и она скрылась из виду.

— Так обратно в отель, мистер Корд? — повторил шофер.

— Нет, — ответил я, закуривая, — в аэропорт.

Я глубоко затянулся, обжигая легкие дымом. Неожиданно мне захотелось уехать. Бостон и смерть, Рина и мечты. У меня и без того было слишком много воспоминаний.

* * *

Грохот наполнил мои уши, и я начал выбираться из темноты, сомкнувшейся у меня над головой. Чем выше я поднимался по длинной черной лестнице, тем сильнее становился шум. Я открыл глаза.

За окном с грохотом шел состав надземной дороги, битком набитый людьми. Когда поезд проехал, в комнате воцарилась странная тишина. Я огляделся.

Это была маленькая темная комната с пожелтевшими обоями. У окна стоял стол, над ним висело распятие. Спустив ноги на пол, я сел.

— Проснулся, а?

Я начал поворачивать голову, но женщина сама подошла ко мне. Ее лицо показалось мне смутно знакомым, но вспомнить, где мы встречались, я не смог. Коснувшись щеки, я обнаружил, что она покрыта грубой щетиной.

— Давно я здесь?

Она коротко рассмеялась.

— Почти неделю. Я уже решила, что ты никогда не утолишь свою жажду.

— Я пил?

— Еще как, — сказала она, и я проследил за ее взглядом: три ящика с пустыми бутылками из-под виски.

Я потер затылок. Не удивительно, что голова болит.

— Как меня сюда занесло? — спросил я.

— Не помнишь?

Я помотал головой.

— Ты подошел ко мне возле магазина на Шестой авеню, взял за руку и сказал, что готов к уроку. Ты уже был теплый. Мы пошли в «Белую Розу», пропустили по паре рюмок, и там ты затеял драку с барменом. Так что я привела тебя домой от греха подальше.

Я протер глаза. Кое-что вспомнилось. Приехав из аэропорта, я шел пешком по Шестой авеню к конторе Нормана, когда вдруг почувствовал, что надо выпить. Дальше все было как в тумане. Помню, что искал какую-то шлюху, которая когда-то пообещала научить меня тому, чему в школе не учат.

— Так это была ты?

Она рассмеялась.

— Нет, это была не я. Но в тот момент тебе было все равно. Тебе не нужна была женщина — тебе нужно было утопить горе.

Поднявшись на ноги и обнаружив, что на мне одни трусы, я вопросительно взглянул на нее.

— Вчера, когда ты кончил пить, я отнесла твои вещи в чистку. Принесу, пока ты будешь приводить себя в порядок.

— А где ванная?

Она указала на дверь.

— Душа, правда, нет, но на ванну горячей воды хватит. Бритва над умывальником.