— Надеюсь, не помешал? — спросил Профумо, садясь к столу.

— Ты же меня заранее предупредил о своем приходе, так что я успел разобраться с неотложными делами, — успокоил его Джулио.

— Замучился я с Миланским кредитным банком, — пожаловался молодой судья. — Чем глубже копаю, тем больше возникает вопросов.

— Тебе не позавидуешь, — сочувственно сказал Джулио.

— Я поднял архивы пятнадцатилетней давности, когда президентом банка был еще Анджело Джельми. Отчетность в полном порядке, хотя сдается мне, что не все финансовые операции зафиксированы документально.

— Анджело Джельми был финансистом старой закалки и больше полагался на собственную память, чем на бумажку, так я, во всяком случае, слышал, — заметил Джулио.

— Так оно, видимо, и было, поэтому я до сих пор не нашел документов, подтверждающих последнее перемещение капитала Джованни Ровести. Главная сложность заключается в том, что знаменитый издатель никогда не имел дел с самим банком, а только с его президентом лично. Как я понял, они были старинными друзьями.

— Оба росли в сиротском интернате, так что их дружба началась еще там.

— Документов не было, а общие дела были, — продолжал Профумо. — Причем крупные, прибыльные дела. Интересно, что Ровести использовал только собственные средства, не прибегая к займам и кредитам, как это после его смерти делали Антонио Ровести и его сын Пьетро. А ведь Анджело Джельми был его лучшим другом, а значит, мог предоставить ему самые льготные условия! Но все-таки я кое-что нашел. Среди банковских бумаг лежала записка, подписанная буквой Д. Там говорится, что деньги находятся в надежном месте. Я уверен, речь идет об исчезнувшей тысяче миллиардов Джованни Ровести, и значит, Д. — Джельми — причастен к этой таинственной операции.

— Других подтверждений ты не нашел? — спросил Джулио.

— К сожалению, нет. Джельми был осторожный человек и сделал все возможное, чтобы не подвести своего друга. Пока наследники издателя подсчитывали, кто сколько получит, два старика позаботились о том, чтобы баснословные деньги бесследно исчезли из швейцарского банка. Ни одного документа, чудеса, да и только! И хотя в действующем законодательстве статьи о чудесах нет, одно из них не дает мне покоя.

С этими словами Микеле Профумо достал из внутреннего кармана пиджака сложенный голубоватый листок и, развернув его, аккуратно положил на стол перед профессором. Это было анонимное письмо, в котором утверждалось, что Мария Карлотта знает тайну исчезнувших миллиардов.

Джулио де Брос скользнул равнодушным взглядом по листку, но вдруг на лице его появилось любопытство.

— И что же ты об этом думаешь? — спросил он своего молодого коллегу.

— Видите ли, — неуверенно начал Микеле Профумо, теребя в руках шариковую ручку, — когда я узнал о смерти Марии Карлотты, а точнее, о ее самоубийстве, я был потрясен. Хотя вы мне в свое время не советовали привлекать ее по делу в качестве свидетеля, я решил это сделать и отправил в Венецию официальный вызов. Теперь я ругаю себя, что сделал это слишком поздно. Непростительно поздно… А вдруг, — в его глазах мелькнул испуг, — тот, кто пишет мне эти анонимные письма, решил самолично выведать у девушки тайну? Я должен найти автора этих сочинений и тщательно проверить его алиби. Смерть есть смерть, и пока я все не проверю, не успокоюсь.

Джулио де Брос молча выдвинул ящик письменного стола, достал визитную карточку и положил ее перед Профумо. «Благодарю за соболезнования по случаю кончины Марии Карлотты. До встречи. Анна», — прочел судья. Это был тот же самый почерк, что в письмах на голубой бумаге. Профумо мог в этом поклясться. Перевернув карточку, он прочел: «Анна Фальконери Ровести».

— Родная тетка Марии Карлотты? — спросил потрясенный Микеле Профумо.

— Как видишь, — ответил ему Джулио.

— Что же мне теперь делать?

— В этом деле криминала нет, даю голову на отсечение, поэтому мой тебе совет: закрывай его и сдавай в архив. Это будет самое разумное решение.

В дорогу Соня надела прямую бежевую юбку, розовую кашемировую блузку, туфли на низком каблуке. На шее — жемчужные бусы матери. Никакой косметики, рыжие волосы собраны на затылке в пучок.

Спустившись в последний раз по парадной лестнице палаццо Маццон, она присела, уже в плаще, рядом с Римлянином, обвела взглядом голые стены, сундуки, ящики. Все, что осталось от калейдоскопического прошлого, было внутри этих ящиков и сундуков, за которыми придут грузчики, чтобы отправить багаж по указанному Соней адресу.

За окнами ветер рябил темную воду канала, в стекла хлестал непрерывный дождь.

Дворец вымер. Соня уволила прислугу, оплатила последние счета, продала то, что не имело для нее никакого значения, упаковала то, что было ей дорого. В ее жизни начиналась новая глава. В свои пятьдесят лет Соня снова была одна. Куда укрыться от воспоминаний? Что делать, чтобы не натыкаться изо дня в день на осколки минувшего? Последние минуты пролетят быстро: еще немного — и она уедет отсюда со своей верной Силией.

— Кофе готов, синьора, — услышала она ее голос.

На пластиковом подносе, который внесла Силия, стояли кофейник, чашка, керамическая сахарница.

— Глоток кофе под занавес, — грустно улыбнулась Соня.

Силия сменила голубой рабочий костюм на мягкое шерстяное платье. Она напоминала сейчас заботливую мать. Впрочем, она и чувствовала себя заботливой матерью по отношению к Соне, остававшейся для нее двадцатилетней красавицей с улицы Спига в Милане, на долю которой выпала не самая безмятежная жизнь, если говорить о любовной стороне Сониной жизни.

В квартире на улице Спига давно уже жили чужие люди: много лет назад Соня продала ее, а вырученные деньги благополучно проиграла в знаменитых на весь мир казино.

— Что ни говори, мне есть что вспомнить, — вздохнула Соня. — Жизнь не гладила меня по головке, но ведь и хорошее в ней было. Разве не так?

— Если б я умела писать книги, я бы целый роман про вас сочинила, — откликнулась Силия. — Толстый-претолстый. Вы необыкновенная женщина.

— Нет, Силия, это ты необыкновенная женщина. Тебе удалось остаться такой же, какой ты была, когда я тебя узнала. Я не помню случая, чтобы ты меня осудила. Всю жизнь я только и делала, что обманывала себя, строила воздушные замки, верила, будто смогу заставить судьбу плясать под мою дудку. Только теперь я понимаю, насколько глупо жила.

— Кажется, кто-то пришел, — сказала Силия.

Вошедший был в светлом плаще, с полей черной шляпы стекала вода.

— Паоло! — воскликнула Соня. — Проходи.

Паоло обнял ее. Силия неслышно вышла.

— Я боялся, что тебя не застану. Значит, все-таки уезжаешь…

— Как видишь. Кстати, хочу тебя поблагодарить. — Она закурила. — Ты прислал для Марии Карлотты чудесные цветы. Спасибо.